Ее моральные принципы – не моего ума дело. Я не пастор, чтобы заботиться о благополучии заблудшей души. Я здесь, чтобы слушать треп пьяных бандитов, которые собрались как раз для того, чтобы расслабиться и обсудить детали дела. Уговариваю себя этим и заняться, но не выдерживаю. То, что вижу, заставляет мгновенно подняться.

Дадо берет девчонку за горло и бьет по лицу. Она жмурится от боли, но тут же открывает глаза и высовывает язык, принимая его игру. Дадо растирает самый мелкий камешек бирюзы короткими толстыми пальцами и солит на кончик розового язычка.

Вырубить этого козла, применив ментальную силу, сейчас не могу. Нельзя, почувствуют, что я здесь, да и просто долго говорить не сможет. Поэтому бросаю девчонкам, что крутят стройными бедрами перед моим носом, пару осколков бирюзы, и иду к барной стойке, поближе к парочке.

Узнать не должны. Я одет, к тому же очки на пол-лица и шапка, в которую убраны волосы, абсолютно меняют привычную внешность. Дадо уже достал нож и кончиком пера легонько потыкивает дурынду, глаза которой горят, глядя на мешок с бирюзой. От того количества зелья, что она влила в себя, ее давно должно было вырубить, но девчонка держится, хоть и едва стоит на ногах. А это тому гаду того и нужно.

Когда до бара остается шагов пять, дорогу преграждает тщедушный телок. Надо же, его даже не смущает то, что я на две головы его выше, да и шире раза в три. Еще бы, у него в руках световая пукалка! Сильно!

Отодвигаю нахала в сторону, но тот обегает меня, становится впереди и уже злобно тычет своей игрушкой в мой живот.

— Сюда нельзя, ты не понял?

— Чего это вдруг? — прячу руки в карманы джинсов, чтоб не подумали, что это я придушил этого несчастного.

— Того. Пшел отсюда! — идиот пытается пнуть меня, но нога тут же вылетает из сустава. Сам виноват. Нечего махать тут.

Пацан стонет и кочевряжится по полу, привлекая внимание всех. Особенно Дадо и его спутницы. Перешагиваю через кузнечика и наваливаюсь грудью на барную стойку.

— Марьясы! — киваю бармену и тот пулей тянется за нужной бутылкой.

— Я не понял! — Дадо, покачиваясь, срывается с места, и глаза его наливаются кровью.

— Мась, не надо! Ну брось его! — девица кладет красивые руки на плечи носатого гада, уговаривая его вернуться.

— Ты плохо понял? — не унимается Дадо и смахивает со стойки стопку с марьясой, что бармен приготовил для меня.

Молча наблюдаю, как малиновая жидкость растекается по полу, на котором все еще бьется тот несчастный.

— Вали отсюда! Понял? — пыжится он, выставляя волосатую грудь колесом.

— Ну Мась! — вмешивается девушка, за что получает оплеуху и улетает лицом в каменную столешницу.

Ну и я не выдерживаю.

Прикладываю Дадо мордой ко столу и давлю с такой силой, что его мозги вот-вот вытекут. Вовремя останавливаюсь, понимая, что эта тварь нужна мне живой.

Перевожу взгляд на девчонку, которая вполне осознанно пялится на меня, и клянусь, вижу в ее глазах пожелание мне сдохнуть с первой же упавшей звездой.

— Ты как? — протягиваю руку к ее лицу, чтобы снять боль от ушиба. Хотя, кому я вру! Я могу снять боль, не прикасаясь. Меня почему-то как бездна тянет ее белая кожа.

— Да пошел ты! — шипит она и не по-девичьи толкает меня в грудь.

Изнутри прошибает током. Тело плавится, будто стою в середине костра и не могу сдвинуться с места. Вижу перед глазами черный всполох, а потом наблюдаю, как по коже растекаются радужные узоры.

Будто по голове получаю от осознания того, что сейчас происходит. Я встретил свое солнце!

Я! Встретил! Солнце!

— Мутант, чертов! — фыркает абсолютно трезвая девица и быстро исчезает в толпе танцующих.