Ангельски белокожая и чертовски фигуристая Мария тоже впервые заметила, как Томас смущается, украдкой бросая стеснительные взгляды на ее декольте запрещенной в Парфагоне глубины. Естественно, почувствовав коварную силу над пускавшим слюни мужчинкой, она искусно делала донельзя серьезный и незаинтересованный вид. Этим она окончательно сбила юношу с толку, как это с самого рождения хорошо умеет делать абсолютно любая женщина.
Насытившись и напившись вина, гости решили остаться на ночлег у кузнеца, чему хозяева были несказанно рады. По удивительному стечению обстоятельств, именно Марии не досталось свободной комнаты, а в соседских домах ей было страшно оставаться без должной охраны. Возликовавшему Томасу ничего не оставалось, как предложить ей на эту ночь, одну-единственную и исключительную, остаться в его скромной комнате. Помимо соломенного матраса на полу, в ней практически ничего не было, если не считать стопок книг по углам и висевшую на стенах амуницию. Единственным украшением холостяцкой конуры являлся видавший виды плакат с неуклюже нарисованным рыцарем, вонзающим клинок в четырехрукого мутанта.
– Ты только не приставай к нему. Поняла? – нарочито серьезно пробубнил Нильс, покачиваясь в дверном проеме при свете догорающей свечи. – Ни в коем случае!
– Конечно! Что вы! – покраснела Мария. Она уже была переодета в накидку, под которой сияла в свете луны белая ночная сорочка.
– Серьезно. Я знаю ваши бабские штучки! – проворчал Нильс.
– Ну что ты несешь? – попытался вмешаться Томас.
– Поймешь, когда вырастешь. Кстати, советую тебе не расслабляться, – подмигнул Нильс. – Все! Всем спать! Это приказ! Пам-па, па-па-пам…
Выходя, поющий трибун громко хлопнул дверью, и из-за нее послышались его сотрясающие стены шаги. В повисшей тишине в открытое окно ворвались пение сверчков и протяжный писк сыча. Оттуда же подул ласковый теплый ветер, наполненный колоритными сельскими ароматами. В это время смущенные молодые люди молча стояли друг напротив друга и не знали, как вести себя дальше.
Томас растерялся больше подруги, понимая, что именно он должен проявить инициативу. На его счастье природа сама решила эту проблему, и некое внутреннее чутье подсказало аккуратно взять Марию за нежную ручку и медленно подвести к окну. Там, плотно прижав ее к себе за упругую талию, он томно прошептал самые правильные для такого случая слова:
– Спасибо, что приехала. Рад тебя видеть.
– Скучал? – опуская глаза и прикусывая сочную губку, еще тише промурлыкала Мария.
– Да, конечно, – не совсем искренне ответил Томас, однако это был еще один верный ход.
– Я думала, мы больше не увидимся.
– Что ты! Я бы нашел выход, чего бы мне это ни стоило, – прозвучал еще один бесстыдно лживый, но правильный ответ.
Снова возникла неловкая пауза. Томас почувствовал, что пора сделать следующий шаг. Причем не просто пора, а можно и нужно! Осторожно нагнувшись к девушке, он переместил левую руку с талии на ее затылок и, закрыв глаза, уверенно пододвинул милую головку к своим распаленным устам. Сначала он почувствовал пухлые губки, позволившие едва прикоснуться к себе, а также влажные ладошки, изучавшие мышцы его рук, тут же напрягшиеся под рубахой. Но уже через мгновение ни он, ни она не могли сдержать эмоций.
Следующие три месяца пролетели для Томаса как три короткие недели. Его ежедневный график был жестко расписан по минутам, за чем непреклонно следила строгая в таких моментах Мария, не давая проявить слабину даже в самых невинных мелочах.
По несколько дней в неделю у них гостил дальний родственник, своей коренастостью и простой внешностью напоминавший Томасу отца. Этот охотник приезжал со стороны западного моста через реку Змея для обучения меткой стрельбе из арбалета. Ричард и Нильс тоже частенько наведывались, делясь мастерством боя на копьях и мечах. При всех этих тренировках бывшему горожанину было необходимо каждый день объезжать своенравного Вектора, а также с утра до вечера вкалывать в жаркой кузнице, выковывая эффектную броню с амуницией. Плюс ко всему Томас должен был ежедневно по несколько раз попадать в фазу, мутируя в рыцаря, для чего приходилось плотно перекусывать при каждой возможности.