– Для меня они также ничего не значат, – ответил Беннет. – И вот еще что… Сегодня даже не пытайтесь снова уйти из дома. – Следовало убедиться, что Мари будет в безопасности, если ему придется оставить ее одну.

– Я уложу вещи и пораньше лягу спать. – Она направилась к закрытой двери, очевидно, ведущей в спальню.

В ее спальню… В спальню с настоящей английской постелью, с белыми полотняными простынями. Или, может, с турецким ложем с алыми шелками?

Беннет решительно приостановил бег своих мыслей, рисовавших образ Мари – обнаженной и ожидающей его в одной из комнат. И снова спросил:

– Так вы не покинете сегодня этот дом?

– Только завтра утром, вместе с вами.

Он коротко кивнул:

– Вот и хорошо. Я поговорю с вашим отцом перед отъездом.

Мари побледнела.

– Но он ничего не знает…

Беннет задержался в дверях.

– Я так и думал. Видите ли, я намерен попросить разрешения поухаживать за вами. Это поможет преодолеть некоторые трудности. Что вы говорите ему, когда уезжаете?

Она пожала плечами:

– Что рисую бабочек… Но дело не в этом. Даже когда отец не такой, каким был вчера, он поглощен своей работой и не замечает моего отсутствия.

– Так я увижу его завтра утром?

Мари едва заметно кивнула.

– Но он не вспомнит, что видел вас вчера. Он никогда не помнит. Я спрошу у Селима, можно ли будет его навестить.

– А вы не хотите пойти со мной?

Она прикусила губу.

– Нет, мне бы не хотелось.

– Вы опасаетесь, что он догадается о нашей игре?

Она избегала смотреть ему в глаза.

– Нет. Просто не хочу видеть, что он ведет себя так, как будто ничего не случилось. А ведь спустя несколько дней все начнется сначала… – Она кашлянула. – Пойду найду Селима.

Ему и раньше не нравилась ее притворная невозмутимость, но сейчас все было еще хуже. Сейчас он видел в ее глазах пустоту…

Он подошел к Мари, взял ее за руку, но вдруг замер в растерянности. Ведь она презирала жалость и пустые слова сочувствия…

Тут Мари взглянула на его руку, и зеленые искорки вновь вспыхнули в ее глазах.

– Я думала, что мы уже закончили, – сказала она.

– Не совсем. – Беннет взял ее локон и стал пропускать шелковистые пряди между пальцами. – Я не шутил, когда сказал, что ваши локоны очаровывают. Любой мужчина мечтает забыться в таких волосах, как ваши…

Мари отступила на шаг. Выражение ее лица было непроницаемым. Потом она вдруг отбросила за плечо выбившийся локон и, резко развернувшись, убежала.

Мари укладывала в саквояж зеленое платье. «Черт бы побрал этого майора, – думала она. – Англичанам следовало прислать кого-то более подходящего».

И действительно, шантажисту следовало быть безобразным, возможно – с бородавкой и кривыми зубами. Он не должен быть так ослепительно красив. И делать вид, что искренне заботится о ее безопасности. И он не должен был делать сводившие ее с ума комплименты…

– Все делаете сами, да?

Мари бросила платье и повернулась – в комнату вошла Ашилла.

– А когда это я позволяла тебе укладывать мои вещи? – спросила Мари.

Ашилла усмехнулась:

– Никогда. И это правильно. Если бы я делала все, чем занимается обычная горничная, я бы погибла от истощения.

Мари весело рассмеялась.

– Это моя уловка, чтобы удержать тебя.

Ашилла достала из шкафа платье цвета шалфея. Потом вдруг спросила:

– Злодейский замысел, да?

Улыбка исчезла с лица Мари.

– Ашилла, ты совершенно свободна и можешь уйти, как только захочешь. Ты мне не принадлежишь.

Служанка расправила складки на платье и поморщилась, увидев чернильные пятна.

– Да, госпожа, конечно… Вы ведь спасли меня, когда меня снова хотели продать. Но все же я не могу простить Селиму, что он торговался, снижая мою цену. Снижая! У него холодное сердце. Не понимаю, почему я работаю рядом с ним.