…потому дальше путь лежал уже по территории Соединённых Штатов. А там у границы змеились и петляли дороги, обочины которых наверняка усеяны датчиками погуще, чем в Мексике. И видеокамер там явно больше. И пограничники на патрульных пикапах ездят взад-вперёд. И дороги для них проложены то в распадке, где пешему нарушителю пробираться удобно, то вдоль гребня горы – так, чтобы от рейнджера не мог укрыться никто в округе. И часов через шесть уже взойдёт солнце. По равнине Одинцов к рассвету дошагал бы до Сан-Диего, но скорость в горах другая, особенно если учесть, что приходится то и дело прикидываться зверушкой…

Машину он увидел через час, взобравшись на очередной холм. Белый «форд»-пикап с зелёной полосой вдоль борта и надписью Border Patrol стоял на дороге, проходившей под склоном. Ближний свет фар заливал человека в тёмно-зелёной униформе, который ничком лежал в дорожной пыли.

Одинцов замер, прижался к земле и оглядел окрестности. Горы под луной выглядели безжизненными. Ни единого движения. Вряд ли пограничнику стало плохо во время ночного патрулирования – значит, в него стреляли. Одинцов подождал на случай, если за местом преступления, как и он, скрытно наблюдает ещё кто-нибудь. Хотя кому и зачем это могло быть нужно? Если бы у офицера был напарник, он вёз бы сейчас товарища к врачу, а не сидел в засаде. Стрелок сделал своё дело и наверняка поспешил скрыться. А использовать патрульную машину и тело офицера как приманку в этой пустынной и труднодоступной местности – никакого смысла.

Время было дорого, и Одинцов уже собрался скользнуть назад, под прикрытие гребня холма, чтобы отойти в сторону от греха подальше и продолжить путь. Но тут он заметил, как лежащий человек шевельнулся – и пополз к машине.

– Твою мать, – вполголоса выругался Одинцов. Он мог уйти, будь это любая другая машина и любой другой человек. Потому что ночью здесь могли оказаться только перевозчики наркотиков. Случись с ними что – туда и дорога. Если бы Одинцов столкнулся с американскими коллегами вчерашних мексиканских бандитов, он бы собственными руками уравнял количество преступников по обе стороны границы. Но сейчас в сотне метров от него умирал офицер…

Выругавшись ещё раз, Одинцов двинулся вперёд и начал спускаться по каменистому склону. Коварная осыпь требовала внимания; он больше смотрел под ноги, чем на дорогу, но успевал следить, как пограничник прополз несколько метров до пикапа и, цепляясь за открытую дверцу, попробовал забраться в салон. С нескольких попыток офицер подтянулся на руках и втащил тело внутрь машины, хотя ноги оставались снаружи.

К этому времени Одинцов закончил спуск по склону и перебрался через крупные валуны у подножия. Он был метрах в тридцати от пикапа, когда офицер сполз обратно на землю, развернулся – и в то же мгновение грохнул выстрел: пограничник держал в руках помповое ружьё.

Одинцову обожгло скулу; боль пронзила левое предплечье, но бóльшая часть дроби, по счастью, попала в бронежилет. Одинцов сиганул в сторону и, падая в пыль, выдернул из кобуры пистолет. Впрочем, стрелять в ответ не пришлось: офицер сидел, привалившись к машине спиной и запрокинув голову набок. Дробовик валялся рядом.

Одинцов подошёл, держа пограничника на прицеле. Молодой парень не подавал признаков жизни. Судя по чёрным пятнам крови на пыльной униформе, его ранили в живот. Одинцов пощупал пульс на шее – сердце билось – и пробурчал:

– Ну, что будем делать, родное сердце?

Он прекрасно знал, что делать, и для начала снял истерзанный дробью бронежилет, оставшись в мокрой насквозь футболке. Из аптечки, предусмотрительно собранной в Тихуане, Одинцов добыл полулитровую пластиковую бутылку антисептика и хорошенько промыл себе раненую руку, а потом так же щедро обработал перекисью водорода. Несколько дробин застряли в мышцах, но с этим в темноте и спешке было ничего не поделать, а крупные сосуды, по счастью, остались целы. Царапина на скуле – ерунда, ушибы на животе и рёбрах тоже. Одинцов туго перебинтовал рану. Оставшиеся бинты он потратил на офицера; втащил его на пассажирское сиденье, сам сел за руль и повёл машину по петляющей дороге прочь от границы.