– Гувернантка нашла тело госпожи в ее спальне. Она лежала на кровати. Пузырек со снотворным стоял на туалетном столике, и он был пуст. Рядом с ним стоял пустой стакан, но еще влажный. Она выпила стакан воды полностью. Бранко в это время ушел на рыбалку. В доме были почти все: Милен, Ален и Марко – из мужчин.

– Драга не ссорилась с мужем в тот день?

– Я такого не припомню.

– А мистер Вукович был верным мужем?

– О да! Он госпожу на руках носил. – Закивал дворецкий.

– И к Алме не испытывал некоторой тяги?

– К этой маленькой серой мышке? – Дворецкий хрипло засмеялся. – Драга была по сравнению с ней принцессой. Нет, он дружил с Алмой по старой памяти. Их родители когда-то прочили им союз. Но Бранко оказался строптивым мальчиком, он полюбил простую девушку. Скорее Драга могла оказаться неверной.

Горан привстал в кресле от удивления и негодования, но Биттерфилд сделал ему жест рукой, будто уговаривая не встревать.

– Удивительно. Все говорят, что она была ангелом во плоти. – Сказал инспектор.

– Драга? – Дворецкий, этот человек лет шестидесяти пяти, удивленно захлопал глазами. – Мы говорим про одну и ту же даму? Простите, меня, господин Вукович. – Он обратился вдруг к Горану. – Я, наверное, наговорил лишнего. Ни к чему вашему другу знать все это. Что поделаешь, старость не радость, ум уже не так светел.

Горан, чье лицо в этот момент стало чернее тучи, хотел было сказать что-то резкое, но только раскрыл рот и закрыл его, сдержавшись.

А затем он все же произнес:

– Нет, Квитко, наоборот, ты нам очень помогаешь. Я хотел бы знать о матери как можно больше. Ты не должен стесняться меня ни в коей мере. Я хочу знать всю правду.

Дворецкий посмотрел на Горана и кивнул.

– Так значит, Драга была своенравной женщиной? – Напомнил ему свой вопрос инспектор.

– О да! Еще какой! Но только не поймите меня неправильно: она не была капризной или властной. Но она могла быть жесткой. Она была помешана на несправедливости. Верите или нет, но в доме почти не осталось слуг из-за нее.

– Как это? – Не понял Горан. – Она над всеми издевалась?

– Наоборот, если в те годы летом мы нанимали еще больше людей, чем сейчас, то Драга потребовала, чтобы я никого не приглашал. Она сказала, что слуги нужны больным людям, тем, кто не может о себе позаботиться сам.

– То есть она предпочитала все делать сама? – Уточнил инспектор.

– Едва ли она могла принудить всех остальных быть самостоятельными. – Засмеялся Квитко. – Но сама она могла и убраться, и приготовить поесть. Правда, после рождения ребенка она стала более сговорчивой. Просто не успевала делать все сама. Пришлось поступиться принципами.

– Стойте-стойте. – Сказал инспектор. – Кажется, Алма что-то подобное сказала про нее.

– Что сказала? – Спросил Горан.

– Что-то про Толстого, что она была похожа на его последователя.

– Не знаю про это ничего. Это тот русский граф, что под конец жизни не держал в доме слуг и сам готовил себе кашу?

– Вроде бы да. – Сказал инспектор.

– Но что нам это дает?! – Нетерпеливо воскликнул Горан.

Биттерфилд бросил на него долгий взгляд.

– Мы только в начале пути. – Сказал он. – Что еще вы можете рассказать нам о Драге? Могла ли она… влюбиться в кого-то помимо своего мужа? Кажется, вы на это намекали.

– Ни о чем таком я не знаю. Но я слышал… – Дворецкий остановился и посмотрел вопросительно на Горана, словно спрашивая его дозволения говорить о столь щепетильной теме.

– Да говори уже, Квитко! – Воскликнул Горан.

– Краем уха я слышал, что господа упоминали какого-то мужчину в контексте мадам.