Дмитрий Николаевич внимательно изучал меня.

– Что случилось? – нахмурился Алексей и проследил за моим взглядом. Резко поклонился царевичу и больно сжал мою руку, фактически стаскивая со ступени.

– Идем! – властно бросил он мне, жестом приказывая Федору вести.

Я оглянулась. Младший Михайлов, чуть склонив голову к плечу, смотрел на нас. Алексей же тащил меня словно баржу, не останавливаясь и не обращая внимания на слабые попытки сопротивления. Разумеется, разве мнение вещи может быть важно?

Милевский всего-то напомнил мне – кто я есть.

Мы вышли на Каланчевскую площадь. Экипаж, по старинке запряженный тройкой лошадей, уже ждал нас. Я вновь попыталась выдернуть руку, Алексей сжал мой локоть еще сильнее.

– Вы делаете мне больно, князь, – зашипела я.

– Больно? – остановился Милевский, развернулся ко мне и скороговоркой сказал: – Больно, когда твоя женщина из-за собственного упрямства ставит свою жизнь под угрозу, когда из-за глупого любопытства она привлекает к себе опасное внимание высоких персон.

Он прижал меня к себе и, наклонившись к самому уху, процедил:

– Больно видеть, как она целует другого!

Другого? Он видел, как я целую Василия? Милевский обезумел, ревнуя к мальчику восьми лет? Я вздрогнула, князь поцеловал меня в висок и отпустил. И только тогда я поняла, нет, Алексей здоров. Это я больна! Потому что успела забыть... как целовала Ивана.

– Я не твоя, Алексей. Я не вещь, – спрятала дрожащие руки под накидку.

– Не моя? – усмехнулся Милевский. – Тогда чья же? Может быть, Бортникова? А ведь он не лучше меня, Мари, – он пальцами обхватил меня за подбородок, заставляя смотреть в злые глаза. – Хуже, милая, хуже. Ведь я хотя бы честен с тобой.

– Что ты имеешь в виду? – я положила ладонь на его запястье, он ослабил хватку, обжег взглядом, пальцем провел по моей нижней губе.

– Ничего, – князь издевательски улыбнулся. – Ты осталась довольна ласками господина адвоката? Тебе ведь есть с чем сравнивать.

Я мотнула головой, вырываясь из его рук, и что было сил ударила его по щеке. Сцепила челюсти, злясь на саму себя. Господи, какая пошлость! До чего я дошла! Старый Федор рядом мялся с ноги на ногу, не зная, что делать и куда смотреть.

– Прелестно! – довольно рассмеялся Алексей.

– Батюшки-святы, а я-то уже подумал… старый дурак… – пробурчал слуга себе под нос. – Что будет… что будет? – причитал он.

Я вспыхнула от стыда. Милевский смотрел на меня и улыбался. На щеке его виднелся алый след от моей руки.

– Едем! – приказала я и самостоятельно села в крытую коляску.

Алексей устроился напротив. Он посмеивался, злое веселье не оставляло его.

– Теперь Дмитрий приедет в Остафьево, – наконец холодно решил он, – ты снова окажешься в опасности!

Князь закрыл глаза, а потом, резко схватившись за голову, прокричал:

– Черт побери, Маша! Почему всё так?!

Теперь Дмитрий приедет в Остафьево? Почему теперь?

– Я не понимаю, причем здесь царевич?

– Не понимаешь? Это, видимо, семейное у Шуваловых? Твой отец тоже не понимал, что фактически подписывает приговор дочерям, играясь в карты и эту чертову революцию! Синее пламя было у старшей Шуваловой, так почему бы этому чуду не перейти к младшей?!

– C`ets absurd! – воскликнула я. – Чудеса не передаются по наследству, хотя бы потому, что чудес нет! Никаких доказательств, разве можно считать таковыми свидетельства вдрызг проигравшегося игрока? Синее пламя нужно лишь террористам, чем не оправдание для слепо верующей в божий промысел необразованной толпы?

Алексей устало потер глаза.

– Всё так, – тихо подтвердил он. – Никаких доказательств, один только пьяный бред. Да и младшая Шувалова трудится в архиве сыска под присмотром одного из лучших следователей страны.