– Не стоит утруждаться, ваше сиятельство.

– Не дури, Мари! – прикрикнул он на меня.

Не дурить? Я расправила плечи, но стук в дверь не дал мне ответить. Буфетчик принес заказ, и я захлопнула рот, позволяя князю забрать злосчастное пальто.

Алексей повесил его на вешалку и открыл. Слуга вкатил маленькую, покрытую белой скатертью тележку. Её круглые ножки звякнули на пороге, и звук утонул в густом ворсе красного ковра. Запахло самоваром. Натертый до блеска медный хозяин трапезы радостно сверкал посреди купе.

Поезд слегка качнуло. Еще раз победно загудел гудок, застучали колёса. Мы покидали Петербург.

Напомаженный работник поезда был услужлив и сверкал не меньше самовара. Ослепительно белый пиджак его дополняло такое же белое, перекинутое через руку полотенце. Алексей выдвинул стул и жестом предложил мне сесть. Вежливая забота князя не осталась незамеченной.

– Чаю, барышня? – спросил мужчина и сахарно улыбнулся, словно и не бросал до этого презрительных взглядов, брезгливо кривясь. Девица в форме сыскной полиции наедине с сиятельным князем, какой пассаж.

– Да, пожалуйста, – я села за стол и приняла из его рук дымящуюся чашку.

– Вы можете быть свободны, – отпустил буфетчика Алексей, сунул довольной обслуге рубль, запер дверь и сел рядышком со мной.

Целый рубль.

Я уткнулась в тарелку. Пила чай. Ела горячую кашу. За столом прислуживал князь. Шум паровоза служил мне музыкой и заменял Алексею собеседника, я молчала.

– Mon ange, parle moi! – не выдержал Милевский.

Поговорить? Что ж, извольте.

– Расскажи мне о краже в доме Давыдовой? – подняла я на него глаза. – Что конкретно пропало, есть ли подозреваемые?

– Примеряешь роль сыщика? – он откинулся на стуле. – Собираешься посвятить делу о краже в поместье все пятнадцать часов до Москвы?

– Примеряю? – переспросила я. – Не вы ли устроили эту командировку, ваше сиятельство? Не вы ли уверяли, что я непременно справлюсь с расследованием. Вот я и отрабатываю свой хлеб.

Я демонстративно посмотрела на пустую тарелку и добавила:

– И кашу.

– Charmante! – рассмеялся Алексей.

Я вежливо улыбнулась.

– И всё же?

– Княжна давно овдовела. Богатая, эксцентричная, все еще привлекательная женщина. Вокруг неё всегда много поклонников. Разных поклонников, – добавил Алексей. – Артисты, поэты, музыканты, военные… не родовитые военные. Рано или поздно это должно было случиться. Украдены фамильные бриллианты. Гарнитур моей бабки – матери княжны. Я же лицо заинтересованное. Я наследую Давыдовой.

Много разных поклонников. В высоких кругах не принято называть вещи своими именами, но мне – позволительно.

– Любовник? – прямо спросила я.

– Вероятно, – он кивнул. Поднялся из-за стола и встал у окна, раскрыв плотный бархатный занавес и впуская в помещение дневной свет. – Ситуация весьма щекотлива. Неразборчивость в связях при столь высоком положении – лакомый кусочек для сплетников. Государь покровительствует нашей семье, но высшее расположение величина непостоянная.

– Мне ли не знать, – согласилась я. – Что ж, теперь нежелание Анастасии Алексеевны видеть в своем доме полицейских становится ясным. Но ведь бриллианты не так просто сбыть... камни, как мне рассказывал как-то Петя, часто оказываются или в частной коллекции, или где-то в Европе. Может быть, кто-то интересовался приобретением гарнитура?

– Мне это неизвестно, – ответил Алексей. – У тебя будет возможность задать свои вопросы княжне лично.

– Я непременно сделаю это, раз уж именно мне выпала честь быть лицом Управления.

– Тебе нельзя быть в Петербурге, Мари, – с нажимом сказал Алексей и отвернулся к окну. – Играйся в сыщика в безопасном месте и так, чтобы я был рядом. Остафьево – вполне подойдет для этих целей.