Если позже не получится вспомнить, то главное уже сказано: умрут в один год, состарятся на одной подушке.

Акулина – пра… прабабушка, шестое колено (от меня), 1783–1843 гг. Даты жизни весьма условны, но кто проверит данные в исповедных росписях и метрических книгах тех времен? Ошибались с датами дьячки, а уж в нашем Раздумовском приходе Рыбинского уезда, где записаны сведения о большинстве моих родных, ошибались шибко, почерк подсказывает. Почему? Нетвердый почерк, пьяненький, насилу разберешь. Да еще и пробелы между словами не делали. Зато именно в Раздумовской церкви сохранились почти все архивные записи от конца XVIII до начала XX веков. А в других приходах, где дьячки с четким каллиграфическим почерком, – не сохранились. Горжусь нашими, раздумовскими! Но вот беда, Акулина и ее семья относились к Балабановскому приходу, а его архив и вовсе неразборчив – до изумления.

Я не отважилась вставлять объяснения всему непривычному сегодня: получился бы не рассказ, а учебное пособие. Но жаль умозаключений (ох, какое неловкое слово!), жаль выдергивать нить, на которую нанизывала судьбы героев, а герои те – мои предки. Выдумывала не так много, хотя домысливала данные исповедных росписей и метрических книг. В этой главе, как и везде, приводила условный возраст, в росписях он порой меняется. Метрики точнее, но их мало сохранилось. Из метрических книг – сведения о количестве детей (умерших во младенчестве в том числе), имена. Староверы иной раз исхитрялись уклониться от записи в метрические книги, не представляю, как им удавалось, но факт признанный.

Что точно следует из архивов: Сергей Силуанов венчался в церкви (скорее всего, в Успенском храме села Балабанова), но после уже не ходил к исповеди. Обычно имеется в виду исповедь на Страстной неделе перед Пасхой. Причины неявки обозначали всяко (отъезд, болезнь, в случае племянника Тимофея – за малоумием). У Сергея же сурово отмечено: по нерадению. Старший сын Сергея и Акулины Михайло перестал ходить к исповеди, как только ему стукнуло шестнадцать.

В местах, где жили мои родные в XVIII веке (деревня Копосово, сейчас это почти Рыбинск – район Переборы), было распространено Спасово согласие (нетовцы). Староверы этого согласия условно признавали церковь и официально венчались, но, совершив главные в жизни обряды, более в храм не стремились, исповедовались наставникам своего согласия, по возможности посещали свои моленные. Отдельные моленные устраивали во всех богатых домах, но туда пускали лишь близких. Почти как у Мельникова-Печерского, хотя он пишет не о Спасовом согласии. Случалось, нетовцы ходили в великорусскую церковь, но молились в стороне от прочих. Они даже официально хоронили своих усопших как православных. Выявить их было сложно, так и числились они обычными прихожанами в отчетах местных священников, чтобы не портить статистику. Но дьячки, конечно, ябедничали, что такой-то не ходит к исповеди, и меры принимались – по усмотрению местного начальства. Сегодня тоже много что принимается по усмотрению местного…

Сергей «засветился»: долго не ходил к исповеди. И тут, мне кажется, логичное объяснение, почему он внезапно прибавил себе пять лет после переписи 1815 года (не лично, а через жену Акулину, когда та записывала его, отсутствующего на исповеди, заочно). Дьячок написал на Сергея «ябеду». Времена дремучие – до отмены крепостного права долго, помещик может, осерчав, или послушав бурмистра, или на основании «ябеды» сдать неугодного крепостного в рекруты. Даже «не в зачет», просто так, пусть ему, барину, и не засчитают очередного рекрута по плану сдачи солдатиков. Но! В солдаты берут до сорока двух лет. Позже уже не годен. Конечно, можно проверить возраст по метрической книге… А если она утрачена? Сейчас в балабановском архиве отсутствуют метрики за несколько лет начала XIX века, может, в тех 1810-х годах и пропали? Вот Сергей и прибавил себе возраста, благо немного оставалось до сорока двух лет.