– От холода завтра не встанем, – поддержал его Войтик. – Раздолбаем этот грузовик. Согреемся хоть.

Двое-трое невесело посмеялись. Смерть вчера, смерть сегодня. И ночью кто-то погибнет, если сцепимся с немцами. Некоторые, их было меньше, предпочитали пересидеть в холоде, но не рисковать. Большинство, обозленные, голодные, не задумываясь о последствиях, были готовы идти в село. Патронов в достатке лишь к наганам и пистолетам, но зато есть гранаты и пулемет с полным диском. Маленький отряд под командой Князькова и Шуваева быстро, почти лихорадочно, готовился к предстоящему бою.

Гранаты – тем, кто умеет с ними хорошо обращаться. Мне оставили лишь одну, зато дали семь патронов к винтовке. Теперь будет две полные обоймы.

– Ты из нагана хорошо пуляешь, Леха, – хлопнули меня по плечу. – Ночью лучше нет оружия, чем наганы и гранаты. Уроем гадов фашистских.

Человек не так и часто бывает счастливым. Вот в этот момент я им был. Я затеял этот ночной поход, и все меня поддержали. Но в селе немцев не оказалось. Кому больше повезло, фрицам или нам – не знаю. Скорее всего, местным жителям. Нас встретили хоть и без восторга, но, в общем, радушно. Рассказали, что днем был бой. Строчили из пулеметов, убили одного германца, а второго сильно поранили. И германцы стреляли, убили одного молодого ладного парня. А потом собрались и уехали. А тело парня-красноармейца люди отнесли в дальний конец огорода и завернули в шинель. Завтра похоронят. Мы сходили и убедились, что это астраханец. Завернули поплотней в шинель и вернулись в дом.

Мы пили самогон, ели картошку с салом и грибами. Князьков подкатывался к хозяйской дочке и хвалил меня. И подвыпившие бабы наперебой рассказывали, как германцы торопились. Загрузили говяжью тушу, несколько овец и дотемна укатили, выставив из-под брезента стволы.

Я спал на полу, на сухом сене, поверх которого постелили большое рядно. Тепло, сытно, под боком храпел Прокофий Шпень, о чем-то бубнил с дедом старшина Шуваев. Князьков все крутился вокруг хозяйской дочки. Я в полусне ему завидовал, а потом словно провалился.

Через двое суток мы ночью прошли еще не устоявшуюся линию фронта и добрались до своих. Погиб сержант Шпень. Он попал под пулеметную очередь нашего «максима». Слишком бдительной и пугливой была пехота, которую мы материли во все лопатки, когда обезоруженные шли в штаб, неся на руках неподъемное тело нашего механика-водителя. Жалко мне было Прокофия, хороший мужик был. И танк умело водил. Сколько раз нас из-под снарядов выводил. Один я из экипажа остался. Так закончилось мое первое хождение на войну.

Неделю нас проверяли. Затем вместе с другими танкистами зачислили в запасной полк. Ни о каком продолжении учебы для нас, недоучившихся курсантов, речь не шла. Слишком сложным было положение на фронте в ноябре сорок первого. Бои шли на подступах к Москве, а если глянуть на карту, то линия фронта шла с севера на юг, через Великие Луки, Ржев, Тулу, Мценск. 17 ноября немцы взяли Ростов-на-Дону.

Наш запасной танковый полк располагался недалеко от города Усмань, километрах в сорока юго-восточнее Воронежа. Сюда пригоняли технику: новые «тридцатьчетверки», тяжелые КВ, но много было и старых легких танков. Недели две мы проходили обучение на «тридцатьчетверках», потом началось наступление под Москвой, и нас, человек семьдесят танкистов, перебросили в расположение Юго-Западного фронта.

Сто двенадцатый танковый полк, в который мы попали, срочно формировался и пополнялся техникой. Лейтенант Князьков был назначен командиром роты. В роте было шесть «тридцатьчетверок», один КВ и три легких БТ. Князьков не хотел отпускать от себя танкистов, с кем прошел октябрьские бои. С Иваном Войтиком дело решилось довольно просто. Опытный тракторист, кроме того, он проходил курсы вождения Т-34 еще в мае сорок первого года. Он занял свое привычное место механика-водителя на новом мощном танке Т-34, которым командовал лейтенант Князьков. Меня зачислили в этот же экипаж стрелком-радистом, хотя в рациях я совершенно не разбирался. Но по крайней мере пулемет был хорошо мне знаком, а связь все равно не действовала.