Только Артем выбрал другую. Адалин.

Наши пути навсегда разошлись, и от этой мысли становится в разы больнее...

— Оттарабаньте ее, нахуй с моих глаз! — последнее, что я слышу, прежде чем темнота закрытых глаз превращается в более объемную и всепоглощающую, где нет боли, прокуренного голоса и сбитого дыхания нависающего сверху ублюдка.

Но так просто мне не дают побыть в забытьи, где нет проблем: Олег не терроризирует мою семью, Миша цел и здоров, а Артем не предавал меня, уйдя к другой женщине.

Чувство промозглости усиливается, когда ощущаю, как на меня выливается нечто ледяное, заставляя взвизгнуть от холода и распахнуть глаза, что сделать оказывается не так просто.

Еле разлепив веки, мне приходится несколько раз проморгаться, прежде чем привыкнуть к полутьме помещения. Тело трясет в ознобе, а зубы стучат друг о друга из-за жуткого холода в подвале, где я лежу на полу на голом заляпанном матрасе. Дрожащей рукой вытираю с лица и волос воду, которую на меня вылили. В каждой клеточке моего тела ощущается невыносимая боль после побоев Багровского. Взгляд падает на поднятую руку, где уже красуются красные следы синяков, что совсем скоро превратится в лиловые. Дышать полной грудью не дает покалывание в области ребер.

— У-ур-род! — цежу, заикаясь, пересохшими губами и хриплю от гнева вперемешку с дрожью, сжимая руки в кулаки, которые чешутся проехаться по надменной роже одного из шавок Олега. — Д-да я тебя с-сейчас! — Пытаюсь приподняться на локтиях но сделать это не так просто, когда твои силы абсолютно на нуле и ты не можешь нормально управлять своим избитым телом.

— Олег Дмитрич указание дал, если начнешь нарываться, нагнуть и пустить тебя по кругу. — изрекает грубым голосом бугай со шрамом, растянувшимся от глаза до самой шеи, а я замираю, на несколько секунд переставая дышать. — Ну, вставай, че как статуя? Такую строптивую поиметь вдвойне приятно будет! — Он расплывается в омерзительной до тошноты желтозубой улыбке .

Поджав под себя ноги, отползаю, прижимаясь спиной к обшарпанной стене, и бросаю злобный взгляд на шрамистого.

— Че надо? — Несмотря на опасения быть изнасилованной этой шайкой, я не могу сдерживать себя полностью и задаю волнующие душу вопросы.

— Чтоб жизнь малиной после Америки твоей загнивающей не казалась. — Он бросает на меня презрительный взгляд, как на самое отвратительное создание на свете, и разворачивается к выходу.

— Где мой брат?! Что вы с ним сделали, твари?! — Мой голос набирает обороты всепоглощающего гнева, тормоза отказывают.

— Будь лапочкой, завали ебало! Твой паршивый акцент вызывает желание ебнуть по роже! — не оборачиваясь, говорит шрамистый и, открыв скрипящую металлическую дверь, выходит наружу, а я остаюсь одна — избитая, голодная, в холоде и страшной неизвестности, что ждет брата и меня впереди после такого «радушного» приема.

Ну зачем ты сама нарывалась?! Нужно было вести себя тихо, соглашаться на все ради Миши. Тогда бы он не пострадал и, возможно, уже был дома. Я только усугубила ситуацию, разозлила Багровского еще больше. Кому нужна твоя гордость и буйный характер, который приносит только беды? О себе не думаешь, так хотя бы ради брата постарайся быть тише. !Я мысленно ругаю себя до тех пор, пока глаза не начинают слипаться от отсутствия сна на протяжении долгих часов. Продолжая сидеть в том же положении, прижавшись к стене, клюю носом, балансируя на грани сна и яви. Все тело ломит, но вскоре наливается свинцом, Господи, как хочется закрыть глаза и очнуться в теплой постели, дома, в детстве, где не было всего этого кошмара! Хочется, чтобы мамочка обняла и приласкала, погладила мягкими руками по голове, сказала, что все будет хорошо.