Само собой разумеется, в 1960 году в Каннах фильм был освистан – мужчинами.

В честь Леа Массари я назвала нашу вторую дочь.

30

Мне вспоминаются последние бесконечные дни моего отца. Лилль. Центр Оскар-Ламбре. Большое кирпичное здание, почти кокетливое, на безупречно подстриженной лужайке, где люди порой рыдали, уткнув растерянные лица в ладони.

Мать водила меня туда каждый день, между утренним туалетом и завтраком в одиннадцать тридцать – жалкий кусочек рыбы, пюре, компот из яблок, бутылочка минералки, – а потом однажды она почувствовала, что больше не в силах его видеть. Она простилась с ним. Она не плакала. Вот тогда-то он и сказал ей:

– Прости меня, пожалуйста.

С тех пор я ходила туда одна. Медсестры улыбались мне, а вот и наша маленькая принцесса. Они рассказывали мне байки. Ему сегодня лучше. Он хорошо поел. Он в памяти. Спрашивает о вас и о вашей маме. Однажды утром, когда он был в памяти, он взял мою руку, подышал на нее, согревая, но холодной была его рука. Он прошептал мне:

– Уйми меня.

А я тогда крепко обняла его – я не расслышала.

29

Мысль отпустить тех, кого любишь, несет в себе жестокость преступления.

28

Я знаю, что однажды буду сидеть где-то и, точно у реки, смотреть на это проплывающее желание, что изнурило меня, на этот голод по мужчине.

Я буду смотреть, как улетает этот пепел, точно крошечные клочки кожи, весело танцующие на ветру.

Я буду смотреть на эти проходящие слезы.

27

– Я заведую магазином детской одежды. Но теперь это уже ненадолго.

– Я журналист в «Вуа дю Нор». Раздел культуры.

– Простите, я редко читаю газеты. Иногда слушаю новости по радио.

– Я могу сказать вам, что будет сегодня, если хотите.

– Я в нетерпении.

– Певец Кали выступает сегодня вечером в «Аэронефе». Вышел прекрасный роман Изабель Отисье. Новая биография Пьера Ришара. А! И дело об отмене разрешения на строительство промышленного свиноводческого хозяйства в Ерингаме будет заслушано, да, ужасное слово, знаю, в административном суде Лилля.

– Мне не жаль, что я не включила радио сегодня утром.

Я на минуту опускаю глаза.

– Скажите, а не напишут случайно в вашей газете о мужчине и женщине, укрывшихся в пивной?

– Мне это ничего не говорит.

– О мужчине и женщине, которым не положено быть вместе, они сидят рядом во второй раз в жизни, он не отрываясь смотрит на входную дверь, а она на меню, вывешенное в витрине, потому что они все еще не смеют смотреть друг на друга с такого близкого расстояния?

– Мне это решительно ничего не говорит.

– Слухи, стало быть.

– Жаль. Я упустил сенсацию.

Его замечание вызывает у меня улыбку.

– Вы не догадываетесь, почему я чувствую себя шестнадцатилетней девчонкой?

– Не имею ни малейшего представления. Хотя, что касается меня, я чувствую, что недалеко ушел от семнадцатилетнего подростка.

– И нам хорошо.

– Сердце бьется чаще, во рту пересохло, руки покалывает.

– Нам бы надо попросить кого-нибудь написать для нас диалоги, а то это звучит жалко.

– Вы меня смущаете.

– Вы меня восхищаете.

– Я…

– Когда вы так внезапно ушли на днях, я испугался.

– Мой муж, вы, оба так близко, я была лгуньей, мне стало стыдно.

Он некоторое время молчит.

– Позже, вечером, на меня накатила хандра. Такой хандры не случалось со мной с отрочества. Это сладко. Это очень своеобразный хмель, глубокое волнение, довольно-таки меланхоличное. Мне было одновременно хорошо и скверно.

– Мне хочется почувствовать биение вашего сердца.

– Приблизьтесь.

– Я еще не смею.

– А я могу приблизиться. Я нечаянно уроню салфетку, наклонюсь, чтобы ее поднять, и мы окажемся совсем близко.