– Дурак ты, Юрка! – вмешался в разговор Сергеев Леня. – Глаза-то залил, вот и придираешься. В литературе нет готового рецепта! А Скотт Фитцжеральд? А Хемингуэй? Что хотели, то и писали! Мне рассказ понравился. Есть интонация, и у него лицо талантливое!

Они закурили.

– Запомните, – произнес Коваль, и мы запомнили это навсегда. – Главное – не опускаться до современности! Как Генка Снегирев говорил мне. Я стал ему читать: «На дачном участке росли три сосны…» «А я и слушать не буду дальше, – сказал Снегирев. – Что это за «на дачном участке»? Надо работать вечными категориями!» И я начал так: «Росли три сосны…»

– Запомни, если ты кильнулся на каяке, – учил меня знакомый Кукин, – не надо звать, кричать, суетиться, а надо, как учили, – глотать воду. Мы как-то с Колькой малокровным кильнулись. Я бы доплыл, а Колька – нет. Я говорю: «Ну, я тебя не брошу, не поплыву, с тобой останусь. Давай, – говорю, – глотать воду, как учили». Но нас спасли. Кто-то проплывал мимо…

– Нельзя простить и не дать! – говорила мне Дина Рубина. – Это две вещи несовместные, как гений и злодейство! Едва только встанет этот вопрос, сразу давай, без промедленья, хотя бы ради мира на Земле!..

– Сидим с Михалковым в президиуме на открытии «Книжкиной недели», – рассказывает Яков Аким, – дети сделали поэтический монтаж, чтецы, певцы, танцоры, звучат приветственные речи, поздравления. Вдруг Михалков наклонился ко мне и сказал: «В-вот так и ж-жизнь пройдет…»

Ветеран журналистики Тильда Осиповна позвонила Люсе:

– Людмила Степановна, у меня в мае будет день рождения. Мне исполнится девяносто пять лет. Поскольку все мои знакомые умерли, я беспокоюсь, что мне никто не позвонит, не поздравит и не подарит подарков!

– Ничего подобного! – сказала Люся. – Я вас обязательно поздравлю и что-нибудь подарю! Что вам купить, только честно? Коробку конфет? Или большой торт? Или большую хорошую палку колбасы?

– Нет, если можно, пару плиток шоколада.

– И я купила ей ТРИ плитки шоколада, – сказала Люся. – Пришла и принесла. А она такая молодец, ни одной морщинки, легкий румянец играет на щеках, причесочка – а-ля двадцатые годы, грациозно ходит по квартире, пританцовывая, что-то напевает, все у нее старинное, и повсюду фантики от шоколадных конфет.

– Зачем ты отдаешь нам деньги, зачем? – недовольно говорила Люся. – Ты наша дочь, ты нас должна обдирать!

Яков Аким:

– Я был в издательстве «Детская литература», и там такое запустение, как будто бы морили тараканов…

На книжном фестивале один французский издатель, выступая перед первоклассниками, на протяжении сорока минут рассказывал о своих занудных издательских проблемах, конфликтах с начальством, каких-то организационных обломах, финансовых неурядицах и пр. Да еще с последовательным переводом.

– Он что, не понял, что перед ним дети? – удивлялся Леня. – Наверное, подумал, что это взрослые русские так выглядят!..

– Я ел вишни и задумался о смерти, – сказал Леня. – Во вкусе вишни есть ощущение быстротечности жизни.

У нищего на картонке написано:

«Подайте в честь осеннего равноденствия!»

Коваль очень гордился своим неологизмом.

Это был глагол – «олорде́л».

«Мы с Юрой Ковалем облюбовали кафе у Никитских ворот, у церкви, где венчался Пушкин, на открытом воздухе, там ветерок обвевает, – рассказывал Леонид Сергеев. – Сидим, вдруг из ЦДЛ идет молодой человек – увидел Коваля:

– Ой, вы такой писатель – настоящий, скажите, как писать?

– Я тебе сейчас открою секрет, – сказал Коваль. – Иди, бери по сто грамм.