– Марк, зачем ты так со мной? Зачем? – выдавливаю с надрывом.

– Тише-е-е, – шепчет он, вбирая губами сосок. Чувствую, как кусает его, и от невыносимой сладкой пытки бьюсь головой об стену.

Марк резко поднимает взгляд. Глаза в глаза.

– Верь мне! Я люблю тебя. Только верь мне, – и не дает мне ответить: накрывает рот поцелуем. Проникает языком внутрь, и пламя желания застилает взор и заглушая все мысли. Кажется, еще миг, и полотно перед глазами покроется трещинами, и я окажусь снова одна, в пустом пространстве без выхода. В белом ничто.

Отвечаю, отдавая всю страсть. Кончики пальцев ног и рук подрагивают, а живот стягивает приятной истомой. Он нужен мне сейчас. Как воздух.

Отрываюсь от мужа.

– Я… – пытаюсь сказать, что верить ему теперь довольно трудно, но Марк прижимает палец к губам и упирается лбом в мой лоб. Дышит рвано, со свистом. Грудь поднимается высоко, а горячая ладонь размашисто гуляет по моей спине.

– Не нужно слов. Слова могут разрушить, убить, но и способны воскресить. Не говори, не подумав.

Одежда падает, как листья винограда. Мы кружимся в танце страсти, больше похожем на сумасшествие.

Дзынь…

Марк опускает меня на стол и, наклоняясь, ласкает языком тело. Гладит, мучая, умелыми руками кожу, царапает живот и стискивает грудь. Я забираюсь пальцами в черные густые волосы и тяну на себя. Обнимаю широкие плечи, чувствуя напряжение его мышц.

Дубовая столешница заменяет нам кровать, сине-фиолетовое небо – одеяло, а ветер поет настоящую песню любви.

Дзы-линь…

Марк осторожно разводит мне ноги, и я чувствую его твердость и тепло. Тишину, как мачете, прорезает мой томный выкрик. Сон… Это сон, и можно кричать и отдаваться сласти, сколько хочется. Утро расставит точки по местам и отнимет Марка у меня снова. Утром нам придется смириться с настоящим. Мне придется.

Ритм ровный, как штрих в танце. Раз-два-три-четыре… Быстрее, сильнее. До пота и хрипа. До крика и биения сердца в висках. Раз. Два. Раз. Два.

Спиной ощущаю шероховатость столешницы. Острые колючки терзают лопатки и царапают ягодицы. Впиваюсь ногтями в бедра Марка и заставляю подаваться вперед сильнее и настойчивей. Мой, сейчас только мой.

Марк легко поднимает меня, не отстраняясь. Чувствую его в себе. Глубина нашей любви неизмерима. Я не испытываю сейчас боли, ненависти или разочарования. Только невероятное чувство наполненности. Без Марка меня нет. Но утро убьет. Нас. Знаю.

– Я не хочу просыпаться, Марк, – шепчу ему на ухо, крепко держась за шею, пока он переносит меня к широкому ограждению беседки.

Садится, оставляя меня сверху, а затем хрипло проговаривает:

– Нет ничего страшнее, чем заблудиться в собственных иллюзиях. Не задерживайся в снах, Медди. А если, все же, потеряешься, я найду тебя. Только помни нашу любовь. Помни нас.

Хватаюсь за квадратную балку, что подпирает крышу, и принимаю темп. Марк лишь помогает, придерживая меня и оберегая от падения назад. Его крепкие ладони на спине считают позвонки и цепляют лопатки.

Обхватываю ногами его тело. Двигаюсь раскованно. Царапаю, не стесняясь, и вжимаюсь, вжимаюсь…сильней. Заберу столько, сколько возможно взять. Нет у нас Завтра, нет у нас Вчера. Только этот сон, который позволил прикоснуться к мечте. Я осознаю, что напрасно себя обнадеживаю, но не могу Марка прогнать именно сейчас. Мне нужен последний глоток счастья. Пусть нереального, пусть иллюзорного. Маленькую каплю нашей любви. И, если проснусь не вовремя, в тот же миг окажусь разбитой. Как брошенная на кафель ваза. На мелкие кусочки. Дешевая и пустая, раскрашенная водными красками.