– Не совсем так, – возразила Роуан, удивляясь, какого черта она защищает сдвинутую Долли. – Она только взялась за нож, как Марг его выхватила.

– Молодец Марг. Горе принимает разные формы, часто извращенные и уродливые. Но было глупо за ошибку Джима винить тебя или любого из тех, кто тогда прыгал. Продолжать винить тебя глупо и подло, и саморазрушительно.

Ро не хотелось этого отрицать. Зачем? Однако под терпеливым взглядом Галла, слушая его спокойный голос, она поняла, что деваться ей некуда.

– Откуда ты знаешь, что она все еще винит меня?

Делая глоток из горлышка, Галл запрокинул голову, и солнечный луч заискрился в его каштановых волосах.

– После всех обвинений она сбежала и нашла утешение в религии. Так, во всяком случае, она говорит и, может быть, даже в это верит. Однако она сообщила о ребенке скорбящим родственникам отца, только когда вернулась на базу. Где раньше были ее сочувствие и вера? Поэтому обращение к Богу я считаю чушью собачьей.

– Все так. – Ро закруглила бы этот разговор, если бы Галл не изложил все просто и ясно, и точно так, как она и сама думала. – Ты здорово все объяснил.

– Я еще не закончил. Ты находишь повариху, беседуешь с ней тет-а-тет, хотя должен заметить, что сохранить здесь тайну практически невозможно. Во время не такого уж личного разговора повариха заводится, оскорбляет тебя, обвиняет и в бешенстве убегает. Из чего я делаю вывод: обретение веры не подразумевает прощения, милосердия и здравого смысла.

– Как ты все это узнал? Все, все.

– Умею слушать. Если тебе интересно, общественное мнение на базе сводится к следующему: у Долли ребенок Джима и, следовательно, эта крошка – племянница Мэтта, поэтому без поддержки она не останется. Вообще-то, Картежник уже собирает пожертвования в фонд обучения ребенка на фамилию Джима.

– Да, – откликнулась Роуан. – Это в его духе. Он так устроен.

– Все сошлись на том, что если Долли будет доставать тебя или болтать о тебе гадости, ее предупредят. Если она не угомонится, мы выкладываем все ММ, и прощай, Долли. Твое мнение не учитывается.

– Я…

– Не учитывается, и точка. Никто не желает отнимать у нее работу, но и лишние неприятности никому не нужны. Поэтому, если она не угомонится, ее уволят. Даже если ты не согласна, ты в абсолютном меньшинстве. С тем же успехом можешь перестать злиться и хандрить.

– Наверное, я не согласна потому, что дело во мне. Если бы на моем месте был кто-то другой, то не возражала бы.

– Я понимаю.

– Кроме всего прочего, я просто не хочу это обсуждать. Моя мама умерла, когда мне было двенадцать.

– Страшный удар для ребенка.

– Родители не жили вместе и… нет, об этом я не хочу говорить. Меня воспитал папа, а в пожарные сезоны большую часть забот взваливали на себя его родители. Просто я понимаю, как нелегко растить ребенка в одиночку, даже если кто-то и помогает. Я бы не хотела осложнять ее жизнь.

– Роуан, судьба ей уже улыбнулась – она получила работу. А дальше все зависит от нее.

Разговаривая, они дошли до дверей спортзала.

– Собираешься поиграть с тяжестями?

– Да. Одолжишь? – Ро похлопала по его плееру. – Интересно, что ты слушаешь.

Галл снял и протянул ей плеер.

– Держи, но имей в виду: тренировка без музыки – огромная жертва с моей стороны. Вспомни о ней, когда задумаешься, спать ли со мной.

– Этот момент будет решающим.

– Хорошо. Итак… Что там сейчас гремит?

Рассмеявшись, Роуан первой вошла в спортзал.

Закончив ежедневную тренировку, Ро приняла душ и снова взяла курс на кухню, чтобы подзарядиться углеводами.

За большим столом завтракали Стовик и Картежник. Стовик уплетал яичницу с беконом и галеты, Картежник – в перерывах между приличными порциями оладий, исчезавших у него во рту, – обзывал страдальца симулянтом. Галл бродил вдоль буфетной стойки, составляя себе завтрак.