– Ты сегодня была великолепна, малышка! – со сладкой улыбкой в комнатушку врывается Арчи. – Клиент просил передать, что он в предвкушении, – произносит он, хрустя двумя зажатыми в руке купюрами. Он проводит ими у меня перед глазами, подносит к носу, и я, не вытерпев, вырываю их у него из рук.

– Послушай, Артур, – яростно шиплю я в ответ и увожу его в коридор, чтобы наш разговор никто не подслушал. – Я не знаю, что ты ему обещал, но он каждый раз хочет большего, ты понимаешь?!

– Так это же просто чудесно, Алекс, – сладко улыбается сквозь свои надушенные усики мой сутенёр. – Пока он хочет большего, ты зарабатываешь больше, дурочка моя! – шепчет он мне на ушко, и его мягкая борода щекочет шею. – Или ты опять хочешь вернуться на кухню? Забыла, что я для тебя сделал? – спрашивает он, и я слышу стальные нотки в его до этого мятно-пряничном голосе.

– Да, Артур, я тебе очень благодарна, – покорно соглашаюсь с ним. – Я буду делать всё, как ты скажешь.

– Вот и умница, девочка, – снова улыбается Арчи и легонько проводит ладонью по моей попке, но я делаю вид, что ничего не имею против.

Выхожу через чёрный ход клуба во двор и окунаюсь в тёмный шоколад южной ночи нашего города. Меня укутывает и словно обнимает за плечи тёплый сентябрьский вечер, а холодные звёзды на небе благосклонно дарят мне немного своих бриллиантов на сегодня. Я иду вдоль пустынного бульвара: за спиной обычный рюкзак, на ногах кроссовки, а в кармане крепко сжимаю заработанные сегодня деньги, которых мне должно хватить, чтобы расплатиться за единственного во всём мире близкого мне человека. И не замечаю, как слёзы катятся из глаз, оставляя тёплые влажные дорожки на щеках...

2. 2

Я захожу в свою крошечную квартирку, и маленький пушистый комочек бросается мне под ноги.

– Соскучилась, Китти? – глажу мою персиковую любимицу, которая трётся о джинсы и тычется чуть влажной пуговкой носика в пустые ладони. – Я тебе кое-что принесла, постой-ка, – начинаю я рыться в недрах своего бездонного городского рюкзака, пока не достаю оттуда пачку её любимого корма, который всегда покупаю с зарплаты.

Выдавливаю сочное содержимое пакетика в кошачью миску на микроскопической кухоньке и, пока Китти с громким урчанием набрасывается на обожаемое лакомство, наливаю воду в электрический чайник. Достаю из бумажной коробочки предпоследний пакетик с мелиссой и бросаю его в свою любимую чашку с рисунком Эйфелевой башни на боку. Наливаю кипяток и вдыхаю лимонно-мятный пар, поднимающийся дымным облачком над чашкой. Сажусь за кухонный столик и смотрю в ночное окно, где вдалеке шумит и дышит моё любимое море. Я делаю небольшой глоток и вспоминаю, как давным-давно, наверное, совсем в другой жизни и в другом теле, мы ездили все вместе в Париж и жили в самом центре вечного города, завтракали тёплыми нежнейшими французскими круассанами прямо на балконе пятизвёздочного отеля и любовались парящей где-то рядом громадой Эйфелевой башни. Мы были в Лувре, Диснейленде, Версале, и в предпоследний день я заставила вас – буквально силой потащила за собой – пойти на Эйфелеву башню. Вы все громко возмущались, упирались, но всё-таки отстояли полуторачасовую очередь, чтобы с высоты птичьего полёта рассмотреть крошечные бульвары и домики моего любимого Парижа. Твоего любимого Парижа. И теперь у меня осталось на память одно сделанное нами селфи, где мы вчетвером еле влезаем в кадр: смеющиеся, с растрёпанными и развевающимися на ветру волосами, а за нашими спинами взмывает ввысь прекрасная ажурная стрела инженера Эйфеля... А потом внизу, у подножия башни, мы купили в лотке у торговца-синегальца две одинаковые кружки. У нас ведь всё всегда должно было быть одинаковым, правда?