Амандина взглянула на часы. Я знал, что прошло больше получаса после того, как Марселлин совершил свой великий прыжок, и уже двадцать минут, как он находился в глубокой коме.

Лицо его напоминало лицо спящего.

– Пусть все получится! Пусть все получится! – словно заклинание, твердили Хьюго с Клеманом.

Я протянул руку, чтобы на ощупь оценить состояние Марселлина, но Рауль остановил меня.

– Не трогай пока. Его нельзя слишком рано будить.

– Но как мы узнаем, что получилось?

– Если откроет глаза, то получилось, – рассудил начальник проекта «Парадиз».

Каждые десять секунд раздавался мелодичный сигнал электрокардиографа, похожий на сигнал гидролокатора атомной подводной лодки, плывущей в океанских глубинах. Тело Марселлина по-прежнему лежало на стоматологическом кресле. Но где была его душа?

Более часа я совершал отчаянные попытки вернуть Марселлина к жизни. Но кардиомассаж не помог. Как только электрокардиограф смолк, началась паника. Амандина растирала Марселлину руки и ноги, Рауль надел на него кислородную маску. Мы вместе считали «раз, два, три», и я обеими руками давил на грудную клетку танатонавта в области сердца. Рауль вдувал Марселлину воздух через ноздри, чтобы возобновить дыхательную активность.

Электрошок не помог, хотя глаза и рот Марселлина открылись. Его глаза были пусты, уголки губ опустились. Обливаясь потом, мы бились над неподвижным телом.

Чем очевиднее становилось, что нужно смириться со смертью Марселлина, тем настойчивее звучал в моей голове вопрос: «Чем это я здесь занимаюсь?», от которого я тщетно пытался отмахнуться.

Ну так и чем же я занимаюсь?

Я хотел оказаться где-нибудь в другом месте и заниматься чем-то другим. Никогда не принимать участия в этой затее.

Слишком поздно, Марселлина не вернуть к жизни. Слишком поздно. Мы все это знали, но отказывались признать. В особенности я. Это было мое первое «убийство», и, должен сказать, становится чертовски не по себе, когда человек говорит тебе «Пока!», а несколько минут спустя ты стоишь и смотришь на его тело, мертвое, как засохшее дерево.

Рауль выпрямился.

– Он уже слишком далеко, – в бешенстве пробормотал он. – Он слишком далеко ушел. Его уже не оживить.

Амандина выбилась из сил, растирая тело Марселлина. Капли пота выступили у нее на лбу и, стекая по пунцовым щекам, капали на блузку. Ситуация была трагическая, но в то же время я думал, что это, пожалуй, самый эротичный эпизод в моей жизни. Какое зрелище! Красивая молодая женщина борется со смертью голыми руками! Эрос всегда ходит рука об руку с Танатосом. И тут я понял, почему мне кажется, что я уже давно знаком с Амандиной. Она была похожа не только на Грейс Келли, но и на ту самую медсестру, которую я увидел, очнувшись после аварии в далеком детстве. Та же ангельская внешность, те же родинки, и от нее тоже пахло абрикосовыми духами.

Человек только что умер, а я пялюсь на медсестру. К горлу подступила тошнота.

– Что будем делать с трупом? – спросил я.

Рауль ответил не сразу. С отчаянной надеждой он смотрел на Марселлина.

Потом, опомнившись, ответил:

– Президент нас прикроет. В каждой тюрьме есть норма на самоубийства. Марселлина спишут на эти четыре процента, вот и все.

– Это преступление! – воскликнул я. – Как я мог влезть в эту дикую авантюру? Ты обманул меня, Рауль! Ты предал нашу дружбу, втянул меня в это безумное дело! Вы все просто отвратительны! Человек умер из-за того, что вы не отдаете себе отчета в том, что творите. Ты обманул и меня, и его.

Рауль встал – воплощенное достоинство и самообладание – и вдруг схватил меня за ворот. Глаза его горели. Он яростно бросил мне в лицо: