И в этот момент мой ангел-хранитель решил напомнить о себе самым остроумным способом. Я, конечно, имею в виду Игоря, с чувством юмора которого вы уже немного познакомились. Он прислал мне фото самого себя. Не целиком. Фрагмент. Хорошо, что я знала, чего от него ожидать, и мгновенно сориентировалась: ни один ребёнок не пострадал.

Не помню, как я выскочила из кабинета, но помню, как долго бежала в поисках укромного угла и наконец забилась куда-то под лестницу. Оттуда, заткнув второе ухо пальцем, я позвонила своему суженому и высказала ему многое. Как он вообще додумался послать мне в школе свой…

Но ничто не могло поколебать невозмутимости Игоря.

– Так я же не во время урока, – фыркнул он. – А ты вообще где? Так-то тебя в учительской ждут.

Это какая-то манипуляция, это ненормально, я считаю. Вот есть виноватый человек, косячник, которому по-хорошему надо бы оторвать кое-что, и вдруг – хоба! И он уже не виноват, а я снова бегу по школе, на этот раз в поисках учительской. Кринж.

– И где же мы ходим? – спросила меня круглая румяная женщина, лишь только я залетела в учительскую. Впрочем, это прозвучало вполне приветливо, я бы даже сказала, радушно.

– Я знакомилась с учениками.

– Зачем? – искренне удивилась присутствовавшая здесь Хомякова.

А вот румяная, напротив, поддержала меня:

– И правильно! И с нами сейчас познакомишься! – С этими словами она, поворачивая меня за локоть, будто бы я пулемёт, застрочила скороговоркой, поочерёдно указывая на попадающихся коллег: имя-отчество-предмет, имя-отчество-предмет, имя-отчество-предмет. Отстрелявшись, она предложила мне представиться, и я назвалась.

– Боюсь, всех сразу не запомню, – испугалась я, потому что осознанно уловила лишь как зовут Игоря Владимировича – физрука нашей школы.

– И не бойся! Иди сюда! – Румяная вытащила меня в коридор и поставила перед внушительным стендом «Наш дружный коллектив». – Вот они мы все.

Её палец упёрся в саму себя примерно десятилетней давности – ещё не круглую, но уже овальную. «Марина Васильевна Румянцева (Боже мой, как совпало!), учитель начальных классов», – прочитала я.

И вдруг со мной случилось какое-то «недодежавю». Я узнала костюм завуча Потешкиной отдельно от Потешкиной. Отвечаю, это был он – своими петушиными цветами идеально очетающийся с её привычкой смотреть по-куриному боком, этого не забыть. Однако сверху к костюму почему-то была приделана голова совсем другой женщины, а снизу – подпись: «Башмакова Галина Адольфовна, директор».

– Может быть очень скоро и ты на этой доске окажешься, – разулыбалась Румянцева и, вдруг сообразив, над чем это я зависла, стрельнула взглядом в обе стороны по коридору, склонилась к моему уху и серьёзно добавила: – А может быть, когда-нибудь тебе и этот костюм достанется.

Я посмотрела на неё. Она посмотрела на меня. Мы обе поняли, что мы обе всё поняли, и, связанные нашей тайной, молча вернулись в учительскую. Румянцева снова превратилась в веселушку:

– Что ж, милая Тамара, в начале твоего трудового пути мы пожелаем тебе самого главного в нашей профессии. Как ты думаешь – чего?

Она говорила тягуче, нараспев, будто на утреннике, подсказывая, в каком месте надо позвать Деда Мороза. Я поддалась праздничному настроению и стала гадать, что же в моей будущей профессии главное.

– Всё лучшее – детям?

Не знаю, почему я так сказала. Кажется, где-то слышала эту фразу, и сейчас она вдруг сама собой всплыла в памяти в ответ на эмоцию. Да, такой себе из меня импровизатор… Румянцева же ничуть не подала виду, что я сморозила глупость, а сразу перешла к правильному ответу: