– Здравствуйте, девочки.

Посыпались вопросы, на которые я отвечала, стараясь быть приветливой и не слишком важной, но при этом не скатиться в панибратство.

– Буду вас учить, и сама учиться. Русский язык и литературу. Мне двадцать лет. Зовите меня Тамарой. Просто Тамара, без отчества.

Называть меня без отчества я планировала разрешить во вступительной речи, если бы Хомякова меня не заткнула. Я считаю, что в двадцать первом веке человек вправе сам выбирать, как к нему обращаться. Мне комфортнее быть просто Тамарой, чем Тамарой Андреевной или – на международный манер – мисс Обломовой. Рассказав об этом девочкам, я поняла по их глазам, что они ценят моё новаторство. Самое время закрепить установившееся доверие.

– У меня к вам серьёзный вопрос, девочки! – Я перешла на шёпот и поманила их к себе.

Мои ученицы с готовностью приблизились.

– Я напрочь забыла, как зовут Хомякову.

Девочки в удивлении разинули рты. Одна хмыкнула, другая экнула, а третья воскликнула:

– Морфэма!

– МорфЕма? – на всякий случай уточнила я.

– МорфЭма, морфЭма! – наперебой закричали они.

Мне не удалось узнать, откуда у Хомяковой такое прозвище, потому что мальчикам тоже хотелось и познакомиться, и прощупать границы – всё, как нас учили на педагогике. Один сорванец (буду пока называть его так, хотя одноклассники обращались к нему иначе) запустил бумажный самолётик прямо в спину кому-то из девочек и стоял довольный в ожидании реакции.

Дети – удивительные существа. Только в книжках они говорят по одному и на удивление высоким слогом, например:

«Лёнька, как тебе не стыдно позорить наш дружный класс?»

Или:

«Друзья, давайте простим его! Ведь он больше так не будет, правда, Лёнька?»

В жизни же их речь – вовсе не гладкая реченька, но кипучая Ниагара:

– Вообще оборзел, урод! Кринж! Конч! Поставьте кол этому козлу! Поставите?

И это я ещё сделала вид, что не услышала половины слов.

Когда вы в очередной раз встретите в сети заголовок «Дети довели до слёз учительницу» – подумайте, каким смягчающим буфером служит профессия педагога и кто на самом деле не даёт детям довести до слёз, например, сапожника, арматурщика или дембеля.

– Покажи ей!

Надо будет рассказать ребятам, что невежливо говорить о человеке в третьем лице в его присутствии, подумала я, а тем временем с этой репликой мне под нос сунули экран. Видео. Уже знакомый нам сорванец ухитрился при помощи полиэтиленового пакета поставить на подоконник в столовой полный стакан компота верх дном. Дело оставалось за малым – аккуратно вытащить этот самый пакет из-под стакана. За исполнителя фокуса болел весь класс.

«Что же ты делаешь, негодный мальчик?» – спросила подоспевшая уборщица, и дети разразились дружным хохотом, потому что уборщица не скромничала, как я сейчас, а выразилась экспрессивно и метко, как на заборах пишут.

Тут я поняла, что попалась в ловушку для молоденьких учительниц. Видео кончилось, и теперь весь класс, и особенно главный герой ролика с нетерпением ждали моей реакции. Проверочка «свой-чужой» – нет права на ошибку. И ругаться нельзя, и смеяться нельзя, и отмолчаться нельзя.

Слава Игорю, у меня была при себе подходящая заготовочка. Я ведь и сама, каюсь, владею русским языком изрядно за рамками школьной программы, а Игорь, моя непрошеная совесть, любит ткнуть меня носом в несоответствие его ожиданиям. Мне оставалось лишь вспомнить одну из его прибауток.

Итак, я как могла изобразила осуждение, покачала головой и вздохнула:

– Ну, теперь я поняла, у кого вы этих слов нахватались.

Детишечки восприняли мой ответ более чем благосклонно. Кажется, я прошла испытание.