– Ну вот, – с упреком сказала секретарша, глядя на нежданного посетителя, – опять меня убили.
– А можно поговорить с Петром Евграфовичем? – спросил Черяга, не представляясь.
– А его здесь нет. Он на Воронина.
– На Воронина – это другой офис?
– Да нет, дома он.
Черяга украдкой взглянул на часы: была половина двенадцатого.
– И сегодня он не появится?
– Да вряд ли, – пожала плечами секретарша, – или передать чего?
– Не надо. Я позже зайду, – промолвил Черяга и вышел из пустого предбанника, чем-то неловимо напоминавшего склеп.
Спустя двадцать минут темно-зеленый «Мерс» остановился у автобусной остановки на улице Воронина. Улица, на беду Черяги, оказалась длинной и застроенной сплошь девятиэтажками, и Черяга даже пожалел, что, не желая привлекать к себе внимание, не спросил адреса бывшего генерального.
На остановке двое мальцов в драных штанах пили из горлышка кока-колу, да толкся пожилой пенсионер с сеткой.
– Эй, ребята, – Черяга высунул голову из «Мерса», – а где здесь Чаганин живет?
Молодое поколение ничего про Чаганина не знало, а пенсионер тут же откликнулся:
– А прямо и в подворотню, сынок, сразу за магазином «Молоко». Он со мной в соседнем доме.
Черяга галантно предложил подвезти пенсионера, и тот опасливо взгромоздился в его автомобиль. В сетке жалобно звякнула бутылка кефира.
– Как жизнь, дел? – полюбопытстовал Черяга, – пенсию не задерживают?
– Да так, – сказал пенсионер, – которая российская, ту задерживают, а надбавку заводскую платят.
– А велика ли надбавка?
– Пятьсот рублей.
– А вы с завода?
– Да тут все с завода, милый.
– А что, Петр Евграфыч хороший директор был? – полюбопытствовал Черяга.
– О! Это не директор был, а золото! По всем цехам пройдет, у кого что и как расспросит! Вот, помню, в семьдесят четвертом году…
И старик пустился в рассказ о том, как в семьдесят четвертом году директор лично вручил его цеху переходящее красное знамя и как при этом билось сердце рабочих, исполненных чувства своего высокого предназначения.
– А новый – Извольский? – спросил Черяга, – вы его еще застали?
– А что новый! – с визгливой обидой сказал старик, – молодой еще. Глупый. Наглый. Тридцать четыре года мужику, а завод уже ему принадлежит. Почему ему, а не мне?
Черяга помолчал.
– А добавку к пенсии кто начал платить – Петр Евграфыч или Извольский? – спросил он.
– Да что добавка! На миллион украл, а на грош делится, – с обидой ответил старик.
Бывший директор Ахтарского металлургического комбината Петр Евграфович Чаганин жил на четвертом этаже обыкновенной заводской девятиэтажки, в подъезде с выкрученной лампочкой и за дверью, обитой видавшим виды дерматином.
Черяга долго и безуспешно давил на кнопку звонка. Если бы не телевизор, который громко орал за дверью, он бы решил, что в квартире никого нет. Наконец Денис, отчаявшись, забарабанил в дверь. Телевизор щелкнул и умолк, за дверью послышалось шарканье шлепанцев, и женский голос спросил:
– Вам кого?
Денис поднес к дверному глазку раскрытое удостоверение.
– Я бы хотел поговорить с Петром Евграфовичем.
Дверь распахнулась на ширину цепочки, из-за цепочки вылезла старческая рука, и зацапала удостоверение.
Через минуту цепочка была снята.
– Проходите, проходите, – сказала полная седая женщина в пестром бесформенном платье, обвязанном фартуком.
Тут же Денис был введен в уютную гостиную, обставленную в типичном стиле 70-х годов: польская хельга во всю стену, в хельге – горки хрусталя и посуды, покойные кресла и журнальный столик, на котором стояли конфеты, чай и коньяк.
В креслах сидели двое: высокий сухой старик в тренировочном костюме и шлепанцах, и другой, в чопорном черном костюме – явный гость.