– Но вы не оставили свой рубин у него.

– Он хотел, чтобы я его оставил, но я предпочел взять его с собой.

– А вам не кажется, что при существующих обстоятельствах это опасно?

– Вполне возможно. Но он может послужить спасению человеческой жизни, и я счел за лучшее с ним не расставаться.

– Он при вас?

– Да, у меня в носке.

– Но ведь это неудобно? Китайская поговорка гласит, что камешек в обуви мешает смотреть на звезды.

– Повторяю, он в носке, так что все в порядке. И потом этот камешек все же не «Берег Бретани»[13]!

Комиссар поднялся со своего кресла.

– Ну что ж, господа, в таком случае до следующей встречи, – произнес он. – Примите мои искренние поздравления по поводу истории с сокровищами Монтесумы. Ваши методы, может быть, не всегда легитимны, но уж точно действенны. Наша полиция строга, и я не могу предложить вам поступить к нам на работу, но Второе бюро[14] вы могли бы прославить.

– Не хотим вас огорчать, но нам хватает других занятий, – проскрипел Видаль-Пеликорн.

– У нас есть намерение продолжить поиски План-Крепен и продвинуться в них как можно дальше, – прибавил Альдо.

– И как далеко вы намереваетесь зайти? – осведомился комиссар.

– До победного конца. Надеюсь, вы в нас не сомневаетесь?

– Нисколько. Но прошу, обойдитесь, пожалуйста, без средств, которые вынудили бы меня вас арестовать.

Возвращаясь на улицу Альфреда де Виньи в красном с черными кожаными сиденьями «Амилькаре» Адальберта, который дежурный полицейский проводил добродушным взглядом, потому что он был знаком почти всей парижской полиции, Адальбер спросил:

– Как думаешь, он на это способен?

– Арестовать нас? Думаю, что да, если долг этого потребует. Но что-то мне подсказывает, что в случае, если невиновность наша будет доказана, нам без труда удастся избежать этого. Потому что арест и в самом деле был бы всего лишь досадной ошибкой.

Во второй половине дня, когда Альдо вернулся, купив сигареты, Сиприен сообщил ему, что у маркизы в гостях госпожа де Гранльё, она приехала и попросила принять ее.

– Графиня в трауре, – уточнил старый мажордом, – и это меня очень удивляет: она не носила траур даже по мужу.

– Можно подумать, что вы с ней знакомы?

– Близким знакомством это трудно назвать, но улица Веласкеса в двух шагах от нас, а госпожа де Гранльё вполне хороша собой, так что заметить ее нетрудно.

– Попробуем рассмотреть этот феномен поближе. Я впервые слышу о вдове, которая бы оплакивала свекровь больше, чем мужа.

– Осмелюсь напомнить, что свекровь была убита.

– Вы правы, Сиприен, это обстоятельство налагает особые обязательства.

Молодой говорливый голосок доносился из зимнего сада, и Альдо направился туда, радуясь про себя, что тетушка Амели опять сидит там в своем царственном кресле, а это говорит о том, что она немного пришла в себя и вновь готова бороться. Однако на столике, возле которого находилась Лиза, вопреки обыкновению не стояли бокалы и ведерко с шампанским. Да и Лизе плохо удавалась роль дю План-Крепен, она за этим столиком не раскладывала пасьянсов и не одерживала победу за победой.

Альдо вошел, и гостья тут же повернула к нему голову. Определение Сиприена, что гостья довольно хороша собой, было откровенным преуменьшением.

Глухое черное платье подчеркивало сияющую белизну кожи, какой славятся настоящие англичанки, большие голубые глаза – может быть, слишком бледные, – очаровательный рот и маленький безупречный носик. Увидев Альдо, она засверкала кокетливой улыбкой, которая плохо сочеталась с траурным платьем, и даже сделала движение, как бы устремившись ему навстречу.