Герман похлопал себя по карманам, потом вытащил и протянул Юле новенькую пятидесятидолларовую купюру.

– У меня только это, – легко бросил он, – могу предложить.

– Это… деньги? – удивилась Юля.

– Ну да. Вы же просили бумагу, вытереть руки?

Она покачала головой и усмехнулась. Что сказала бы мама, если бы узнала, что я вытираю руки о доллары? Да на эту бумажку у них в деревне можно месяц прожить! Надо же, какие у него странные привычки… Она с трудом поднялась на нетвердых ногах и направилась в сторону туалета. Но едва она сделала шаг, как влетел Матвей, бледный словно приведение, его глаза казались остекленевшими, в них застыл такой глубокий ужас, что у Юли сжалось сердце. Матвей бросил деньги на стол, чтобы заплатить по счету.

– Едем, быстро, – крикнул он, тут его взгляд упал на Юлю, и стало ясно, что он совершенно забыл о ней, – Ты тоже, если хочешь с нами… или езжай домой… нет времени объяснять… Герман, поехали, скорее!

Тот поднялся, в отличие от Матвея он сохранял спокойствие, очевидно, его куда меньше волновала судьба Ани. Юля быстро кивнула, подхватила одежду и сумку и бросилась за ними к машине. Куда она пойдет сейчас? Нет уж, она, пусть и с липкими руками, должна понять, какого черта тут происходит! Для чего ее позвали сюда, почему она стала зрителем этого безумного спектакля? Вот уж действительно – безумный мир!

Она почему-то вспомнила, как много лет назад в школьном туалете намылила руки, а в кране не оказалось воды. Она хотела добежать до другого, на этаж выше – но прозвенел звонок. Опоздать на урок равносильно самоубийству, учительница была строгая, настоящий зверь, и Юля так и пошла в класс, с мыльными руками… и потом долго-долго, почувствовавшие запах одноклассники, мигом раскусившие ситуацию, дразнили ее: Юльк, а Юльк, а куда это ты намылилась?

Ничего не изменилось с тех пор, у нее снова нет времени вымыть руки…

Машина рванула с места и уже через несколько минут они очутились на Крымском мосту.

– Она сказала, что у нее слишком много проблем, – это единственное, что успел сказать Матвей, пока они ехали, – И что она больше не хочет их решать. Она могла пойти только сюда, я уверен! Это ее любимое место…

Юля ни о чем не спрашивала, она сжалась на заднем сидении, стараясь стать совсем незаметной, хотя необходимости в этом не было – на нее и так никто не обращал ни малейшего внимания. В воздухе отчетливо витало ощущение близкой катастрофы, заставлявшее сердце девушки сжиматься от страха.

– Тормози! – дико закричал вдруг Матвей, вцепившийся в ручку двери, Герман нажал на тормоза, машина дернулась и остановилась, Матвей выскочил, как был без куртки, в легком тонком свитере и бросился к перилам. И тут Юля увидела Анну. Та стояла по другую сторону от ограждения, словно готовилась прыгнуть в реку. Юля прижала руку ко рту и замерла, в ужасе глядя на девушку.

– Не подходи! – взвизгнула Анна, с бессильной злобой, – Не подходи ко мне или я прыгну!

Юля посмотрела вниз – там, в самой середине реки все еще не образовался лед: Москву-реку не так-то просто сковать! Вода замерзает при нуле градусов, в этой же реке текло что угодно, только не вода! И потому сейчас, в морозную погоду, внизу продолжал бежать темный поток, но до его неровной, покрытой сеткой ряби поверхности еще так бесконечно далеко! Только бы она не прыгнула! Напряжение было таким, что его можно рубить ножами, это понимала не только Юля, но даже Герман, казавшийся прежде совершенно спокойным, теперь он тоже был взволнован.

– Анечка, – ласково произнес Матвей, – Анечка, дорогая… послушай! Все хорошо! Ты же знаешь, все хорошо, нет у тебя никаких проблем! Мы здесь с тобой, я с тобой. И Герман тоже… Перелезай обратно, поедем домой! Там внизу холодно, лететь далеко и страшно… тебе этого совсем не хочется, правда?