– Да, и я рад за вас, Анна.

– Спасибо, – она немного помолчала. – Понимаешь, мне кажется, что Джо, может быть, с кем-то встречается. Может быть. Не точно, а может быть.

Ульф перевел дыхание.

– Он что, завел роман?

Она кивнула. У нее сделался такой несчастный вид, что он еле удержался, чтобы не взять ее за руку.

– Я знаю: нет ничего хуже ревнивой жены – вечно выискивающей признаки измены и тому подобное. Однако у меня есть кое-какие доказательства, а может, это вовсе и не доказательства… Понимаешь, меня совершенно извели эти сомнения…

– Доказательства?

– Да, – она обратила на него умоляющий взгляд. – Я надеюсь, ты не будешь спрашивать, какие именно.

– Не буду, – быстро ответил он. – Если ты сама этого не захочешь.

– Не захочу, но… Ох, это смешно, просто смешно.

Ульф ждал.

– Я разбирала белье, – начала она.

Он отвел взгляд. Ему совсем не хотелось об этом слушать. Ну почему неверные мужья так глупо себя ведут? Потому что, как правило, они не женаты на детективах, вот почему.

Она понизила голос:

– Я разбирала белье и нашла у него трусах – он носит семейные – сережку.

Этого Ульф проигнорировать уже не мог. Он чуть не подавился кофе.

– Что? В чем?

Анна продолжала с бесконечно несчастным видом:

– Сережку. У него в трусах. И сережка была не моя. Совершенно не в моем вкусе. Она там застряла – застежка запуталась в шве. Поэтому и не выпала, – она подняла на него глаза, как бы призывая его посмеяться. – Представляешь, что я тогда почувствовала?

– Да уж, представляю, – ответил Ульф. – Но, может, существует вполне невинное объяснение. В конце концов, в семейных трусах такое найти весьма странно, – он немного помолчал. – Может, сережка лежала на стуле, а он туда сел. Кто знает.

Она только покачала головой.

– Нет, мне так не кажется. И, кроме того, это еще не все.

Ульф поднял бровь.

– Правда?

– В отделе ограблений работает такой худой парень – знаешь его? Я с ним знакома по комитету по связям с общественностью. Он еще носит очки с синими стеклами. Живет в одном квартале от нас – так уж совпало.

Ульф помнил, но очень смутно. Ему всегда казалось, что аскетичного вида полицейский в синих очках – фигура не слишком характерная для отдела ограблений, где работали в основном крупногабаритные и жизнерадостные офицеры.

– Ну вот, и как-то он обронил, – продолжала Анна, – что просматривал записи с камеры наблюдения, установленной на банкомате. Какие-то мошенники установили на банкомат свое устройство, и им нужно было узнать, кто успел им воспользоваться. Ну, и он мне говорит: «Увидел на экране Джо, пару часов назад. Или, может, его двойника». Вид у него был смущенный: ему явно что-то не давало покоя. Меня это, конечно, заинтриговало, и, поскольку собрание комитета откладывалось, я пошла к нему в офис, и он отмотал запись. Там были мужчина и женщина. Когда они подходили к банкомату, он держал ее за талию.

Она замолчала. К концу рассказа голос у нее дрожал. Он не хотел, чтобы она страдала. Поэтому-то он сдерживался так долго; поэтому отказывался даже думать о том, чтобы хотя бы намекнуть ей на свои чувства; и все это время Джо, подумать только, анестезиолог – мягкий, нагоняющий скуку Джо – ходил по банкоматам с другой женщиной.

К нему вернулся голос.

– Мне ужасно жаль это слышать, Анна. Правда, ужасно жаль.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Вот только я вовсе не уверена, что это он. Изображение было размытое, как это часто бывает. Очень низкое разрешение.

– Так это, может, был вовсе не он?

– Да, может, и не он.

Ульф спросил насчет сережки. Может, она принадлежала кому-то еще и в корзину с бельем упала случайно?