Просто потому, что больше прилечь было негде. А лучше всего мне думается в горизонтальном положении. Постельная страсть к анализу всегда подводила меня, из-за нее я не слишком преуспела как сексуальная партнерша. Неизвестно, когда во мне выработался этот рефлекс, но он выработался: легла – думай! И никаких посторонних занятий любовью.

А подумать было о чем.

Во-первых, Аглае кто-то угрожает.

Во-вторых, ее пытаются шантажировать.

И, в-третьих, ей плевать на шантаж. Как и на все остальное.

Но я слишком мало знала об Аглае, чтобы уложить услышанное хоть в какой-то контекст. А – следовательно, должна узнать больше. Движимая этим совершенно естественным желанием, я соскочила с лежанки, едва не раздавив при этом голозадую и голоногую Ксоло, и направилась к своему рабочему столу. Там, в нижнем ящике, стояла моя универсальная литровая банка, ловко закамуфлированная под емкость для ручек и карандашей.

Стараясь не издавать лишних звуков, я вынула карандаши и приставила банку к стене. Возможно, кое-что прояснится.

Но ничего и не думало проясняться. В кабинете не было слышно ни звука. Кроме равномерного постукивания с интервалом в секунд пятнадцать-двадцать. Постукивание отдаленно напоминало удары метронома.

И больше ничего.

Но, черт возьми, ведь кто-то вынудил Аглаю произнести: «…не стоит мне угрожать. И шантаж у вас не пройдет. Это напрасная трата времени».

Довольно скоро у меня стали затекать руки (как оказалось, «заточенными под член» они бывают не только у неудавшихся домработниц); банка из подслушивающего устройства превратилась в орудие пытки, а потом…

Потом за моей спиной раздался ласковый шепот:

– Подслушиваете, маленькая дрянь?

Банка выпала у меня из рук и с оглушительным звоном разбилась. С таким же оглушительным звоном разбилась моя недолгая карьера личного секретаря. Я прилипла к стене, не решаясь обернуться. Но боковым зрением видела, как Аглая уселась на диванчик и взяла Ксоло на руки. И принялась легонько поглаживать ее лысый, вытянутый череп.

Никакой сцены не последовало, и я вдруг почувствовала сожаление: если бы Аглая разошлась, она бы наверняка одарила меня парочкой афоризмов.

– Мне собирать вещи? – спросила я, наконец-то обернувшись.

– Вещи? – Она удивленно приподняла брови. – Какие вещи? Разве у вас есть здесь вещи?

– Кое-что накопилось, – я ухватилась за край стола. – Блокнот, ручки, точилка для карандашей, две пары туфель…

– Кстати, насчет туфель. Совсем забыла вам сказать… Ваши шпильки портят паркет. Подыщите себе что-нибудь другое, домашние тапочки, например…

Интересный поворот.

– И все? – я не верила своим ушам.

– Ах да. Соберите осколки.

– И все?

– Все остальное – утром.

Или через пару-тройку месяцев. Я наверняка буду фигурировать в ее новой ослепительной книге как главная злодейка. Жестокосердная маньячка, растлительница школьников выпускных классов с уклоном в оккультизм и черную магию. Может быть, даже каннибалка. Или (чур меня, чур!) охотница за наследством.

– Только не делайте меня охотницей за наследством, – гори все огнем, я тоже умею хлопать дверью напоследок. Особенно, если за ней бродит призрак шантажа.

– Воздержусь, – успокоила меня Аглая.

Уже выйдя из комнаты, она остановилась. И растянула губы в дружеской улыбке.

– И вот еще что, Алиса. Если к вам ни с того, ни с сего начнут приставать молодые люди… Скажем, любители виниловых пластинок… Или баночного пива… Или барда Олега Митяева… Хорошенько подумайте, прежде чем на радостях глотать противозачаточные пилюли.

– ?!

– У любого издательства найдется в колоде не один десяток смазливеньких валетиков… Которые не прочь стать корольками…