Я оказалась в тупике. Не понимая зачем им это нужно, я смотрела на них, по очереди переводя взгляд с Кристины на Честера, а затем наоборот. Мне хотелось уловить эту цепочку их мыслей, но, может, её и вовсе не было.

Но они очень сообразительны. В том плане, что я не буду отказываться. Полиция относится к нам с предубеждениями, неприязнью, подозрением. Любого из нас могут попросить показать содержимое сумочки или рюкзака, потребовать документы для подтверждения личности, а заодно и проверят по своим каналам, замешаны ли мы в чём-то эдаком. Вот так просто, без какой-либо причины.

Я могу попросить любого просто представить, что он или она идёт по своим делам в обычный будний день по тихой дорожке, где есть люди вокруг, и вдруг к нему или к ней направляется офицер с хмурым взглядом и неожиданно заявляет, что они должны показать свой рюкзак и паспорт. Какова была бы их реакция? Я не думаю, что они обрадовались бы чему-то подобному.

А я с этим жила сколько себя помню.

Кристина и Честер прекрасно знают, что полиция в случае чего нам не поможет. Кто мы такие, чтобы заступаться за нас? Мы дети никому ненужной иммигрантки, и этим всё сказано. Прискорбно, но приходится смиряться.

– Почему вы так этого хотите? – спросила я, когда нашла силы снова заговорить.

Они переглянулись с глазами, полными хитрости и озорства, словно сидели и играли в какой-нибудь покер.

– Может, мы просто очень гостеприимные, – ответила Кристина, хохоча.

– В общем, подумай, а мы поступим исходя из твоего выбора, – добавил Честер.

И вдвоём они ушли с очень приподнятым настроением, насытившись моей энергией.

Я дрожала изнутри, стоя у стены в шумном коридоре, не могла даже мыслить разумно. Мимо все проходили, и у них была своя жизнь. Жизнь без тех проблем, что сваливаются на меня каждый день только из-за моего вероисповедания. Не из-за того, что я собственноручно сделала что-то плохое. Просто из-за моего платка. Вот в чём по-настоящему было дело.

Конечно, я пойду. Конечно, я не откажусь от такой мелочи, чтобы они не смели навредить Кани. Никто за нас не заступится кроме нас самих. Всем будет всё равно.

И прокручивая в голове эту мысль миллионы раз, я зашагала дальше.

* * *

В моём кармане находилась свёрнутая вчетверо записка от Честера с приглашением на день рождения. Я его с силой сжимала, представляя, что тоже самое делаю с ним самим. И эти мысли меня немного расслабили.

Но напряглась я снова, как только костяшки моих пальцев, едва соприкоснувшись с поверхностью двери, издали пару стуков, и почти сразу послышалось глухое: «Входите». И я вошла.

Стройная, очень красивая женщина лет сорока в строгом сером костюме, состоящем из прямой юбки, рубашки и пиджака, сидела за своим столом и делала какие-то пометки в раскрытом перед ней блокноте. Только я оказалась в кабинете, как гласила табличка на двери, директрисы школы, миссис Дейфус, она тут же подняла на меня свои яркие голубые глаза. Сняла закругленные очки, придававшие ей весьма умный вид, смутилась, равно как и все другие, прочистила горло и указала на стул перед собой со словами:

– Присаживайся.

Я так и сделала.

– Что ж, Ламия, если не ошибаюсь? – продолжила она. – Ты уже на слуху у всей школы.

И я видела, как она старалась всеми силами казаться дружелюбной, но вот её глаза выдавали совершенно другие эмоции.

– Да, – кивнула я. – Пару дней.

– Чем я могу тебе помочь? – Миссис Дейфус откинулась на спинку своего кожаного кресла.

– Я хотела бы узнать о датах экзамена АСТ. У меня некоторые… проблемы с одноклассниками, и мне не хотелось спрашивать ничего у них.