Зворыкин окинул одиноким глазом кучку инженеров и техников, притулившихся к стенке.
– Почему это специалисты держатся в стороне от рабочего класса? – удивился Зворыкин. – Обращаюсь к рабочему классу, как к более сознательному. – В глазу Зворыкина зажегся и сразу потух лукавый огонек. – Сделайте первый шаг навстречу нашей интеллигенции.
Среди рабочих пробежал сдержанный смешок, группа колыхнулась и вроде приблизилась к кучке заводских интеллигентов.
– А теперь прошу специалистов пойти навстречу рабочему классу.
В кучке инженеров замешательство, они переглядываются, пожимают плечами, оскорбленно фыркают; иные принимают это за фиглярство, иные – чуть ли не за издевательство, и лишь немногие понимают серьезный и по-доброму необходимый смысл того, что требует новый, молодой директор.
– Соблаговолите, господа товарищи! – слышен насмешливый голос Каланчи.
Среди «господ товарищей» снова возникает какое-то волнообразное движение.
– Никак в землю вросли! – крикнул Василий Егорыч.
Молодой инженер Стрельский не выдерживает унизительности этой игры и, чертыхаясь, быстро отходит от своих коллег и присоединяется к толпе рабочих. Остальные, кроме Маркова, придвигаются к рабочей группе.
– А тебе, папаша, особое приглашение требуется? – спрашивает Зворыкин старого инженера.
Тот понимает, что в своем гордом одиночестве имеет вид смешной и глупый, но это лишь усиливает его злобу и раздражение.
– Я с вами свиней не пас, зарубите себе на носу! – задыхаясь, кричит он.
Зворыкин усмехнулся и подмигнул рабочим.
– Ладно, извиняюсь… промашка вышла «ты» и «папаша» только для своих годятся. Так вот, сегодня мы приступаем к ремонту броневиков, но этого мало. Товарищ Ленин ставит перед нами большие задачи: завод должен в кратчайший срок наладить производство основной продукции. Автомобили будем делать, наши, советские автомобили, вот какая штука!..
Василий Егорыч переглянулся с Каланчой. По толпе проносится удивленный, недоверчивый ропот; старый инженер пренебрежительно вскидывает плечи.
Зворыкин поднял руку.
– Можете удивляться, можете надсмехаться, можете издеваться – раз Ленин сказал, так и будет.
…Медленно движется грузовик. В кузове – различная рухлядь и все члены семьи Зворыкина, кроме матери и малолетних сестер, сидящих в кабине рядом с шофером. Они получили квартиру в центре города. За грузовиком бежит, размазывая слезы и махая грязным носовым платком, пьяненький сосед. У ворот, погруженный в скорбь, остался Иван Каланча.
– Прощай, родное Замоскворечье, – тихо прошептал Зворыкин.
Семья Зворыкина робко входит в огромную, с высокими потолками квартиру в доходном доме Нерензея, что в Большом Гнездниковском переулке. Квартира совершенно пуста, если не считать массивного и пыльного рояля фирмы Беккер. И тут Саня подошла к роялю, распахнула его и начала одним пальцем наигрывать что-то напоминающее собачий вальс.
Зворыкины слушают как завороженные, затем Алексей хрипловато сказал:
– Сыграй что-нибудь революционное…
И Саня неумело принялась подбирать «Смело мы в бой пойдем»…
Двор автозавода. Изо всех сил старается небольшой оркестр. Звучит боевая песня:
Четыре броневика, по винтику собранные рабочими, выстроились в ряд. Устрашающе торчат рыльца пулеметов. На броневиках – надписи: «Смерть Деникину!», «Да здравствует социализм!»
Строится готовящееся к уходу на фронт рабочее ополчение. Возглавляет его Рузаев. Подошел Зворыкин. Лицо его темно.
– Так… А со мной что будет?
– Тебе приказ: оставаться на посту, – поняв волнение Зворыкина, ответил Рузаев. – Не бойся, кореш, я и за себя и за тебя беляков порубаю! – пообещал он щедро.