Ну, хватит, решил Бекстрём. Он кивнул дружелюбно и хмыкнул довольно громко, чтобы привлечь всеобщее внимание.

– Я согласен с тобой, Бенгт, – сказал он и сердечно улыбнулся Олссону. – Дата ее убийства также наверняка выбрана не случайно, но я дошел до этого, только когда вспомнил отлично сделанное Анной жизнеописание жертвы, где указано, что та, будучи ребенком, несколько лет прожила в США. Я имею в виду четвертое июля. Вряд ли ведь это случайно?

– Сейчас я не совсем понимаю, – растерянно произнес Олссон.

В отличие от остальных, если судить по тому, как все они навострили уши и вытянули шеи, подумал Бекстрём.

Пора, решил он.

– День независимости США, – сказал Бекстрём и кивнул рьяно. – А вы не думаете, что за всем этим стоит парень из Аль-Каиды?

«Конечно, не все улыбаются, и тех, кто смущенно опустил глаза, даже больше, но моя шутка все равно попала в цель», – подумал он.

– Я понял твой намек, Бекстрём, – сказал Олссон с натянутой улыбкой. – Но давайте пойдем дальше. Как я слышал, в наши сети попала одна крайне интересная личность, – продолжил он и повернулся к Кнутссону.

Крысы собираются поменять судно, усмехнулся про себя Бекстрём и посмотрел в том же направлении, но Кнутссону внезапно понадобилось что-то найти в бумагах.

– Да, – подтвердил он. – Это сосед жертвы, поляк Мариан Гросс, он ведь уже известен многим из вас.

«Точно, и почему тогда, интересно, вы не разобрались с ним еще в пятницу, ведь тогда он не свалился бы на мою шею, – подумал Бекстрём. – А все потому, что делавшие для вас поквартирный обход коллеги из службы правопорядка не знали, кто он такой. К тому же детективу, беседовавшему с ним совсем недавно зимой, и в голову не пришло, что он живет в одном доме с жертвой, пока не появился возмутитель спокойствия Кнолль из Стокгольма, из Государственной комиссии по расследованию убийств, и не принялся размахивать перед его носом материалами собственного мини-расследования».

Затем состоялся долгий разговор об уже известном сексуальном отклонении в поведении поляка, соседа жертвы, и о том, можно ли рассматривать его как подозреваемого, причем в качестве не просто возможной, а вполне реальной кандидатуры. Дискуссия продолжалась четверть часа и быстро надоела Бекстрёму, он попытался переключить мысли на что-то другое и, когда Олссон внезапно обратился непосредственно к нему, даже не сразу сообразил, о чем идет речь.

– Или как ты считаешь? – спросил Олссон.

Наверняка дело касается поляка, подумал Бекстрём, не помедлив с ответом.

– Я полагаю, мы поступим следующим образом, – сказал он. – Поедем к нему домой и допросим этого идиота. А также постараемся взять у него пробу ДНК.

– Боюсь, с этим у нас могут возникнуть проблемы, – возразил сидевший недалеко от него Саломонсон. – Да, кстати, это я вел его дело о сексуальном преследовании, если кому-то из присутствующих интересно. Гросс исключительно тяжелый человек.

«В худшем случае мы можем забрать его к нам, – подумал Бекстрем. – Наденем на него наручники и проведем через главный вход, пусть журналисты немного пофотографируют».

И Олссон, казалось, прочитал его мысли.

– Как ответственный за данное расследование я в таком случае уже сейчас принимаю решение, что его надо доставить сюда на допрос, – сказал он и приосанился. – Без предварительного уведомления, согласно главе двадцать три семь процессуального кодекса, – уточнил он с довольной миной.

«Флаг тебе в руки, парень», – подумал Бекстрём и одновременно кивнул в знак согласия, подобно всем другим в комнате, за исключением Рогерссона, который не поддался общему порыву.