Вдруг стало плевать на холод, на страх, на открытое пространство позади себя, на тридцатый этаж, на меч, застывший в считанных сантиметрах от меня, на острое лезвие, которое могло одним лишь движением прекратить все мои мучения.

- Уходи.

Это прозвучало как раскат грома. Я вздрогнула и взглянула на Тагира. Он снова стоял передо мной застывший, с неожиданно пустым, отсутствующим взглядом. Таким, словно передо мной был человек без души. Без чувств, без эмоций. Словно все их выкачали, оставив пустую оболочку, состоявшую из мяса и костей.

- Что? – едва слышно прошептала я.

- Уходи, - повторился он. – Твоя смерть ничего не решит. Она не изменит прошлого, не улучшит будущее. Поэтому… просто уходи.

Это было хуже. Хуже разбитого окна и высокого этажа. Хуже меча и его острого лезвия. Я зарыдала в голос, не сдерживая себя.

Нет, нет, нет.

Я опустилась на колени, прямо перед ним, но Тагир не опустил взгляда, не захотел взглянуть на меня даже после того, как я обняла его за ноги.

- Пожалуйста… я не хочу… я не могу… я… я люблю тебя…

- Изменяющая и заштопанная шлюха. Многого ли стоят твои слова?

- Я люблю тебя!

Господи, я поняла это только сейчас, стоя на грани и в прямом, и в переносном смысле. Я поняла это только сейчас, словно сама судьба и небеса издевались надо мной…

Тагир ничего не ответил. Меч выскользнул из его рук и плавно, с тихим звоном опустился прямо передо мной, возле моих ног. Некогда нежные руки грубо освободили меня из своего хвата, а затем брезгливо отшвырнули от себя.

Все кончено, я поняла это ровно в ту секунду, когда прекратился наш тактильный контакт.

Я поняла это еще раз, когда подняла голову и пронаблюдала за удалявшимся силуэтом человека, в которого неосознанно, неожиданно и случайно успела влюбиться.

- Нет… - прошептала я, опуская голову, сжимаясь среди осколков некогда окна, не желая смиряться с тем, что все уже закончилось. Раз и навсегда.

Бесповоротно.

11. Глава 11

Так больно мне не было еще никогда.

Я была убеждена, что Закиров причинил мне уйму боли, когда выкрал с собственной свадьбы и насильно привез на ту, что запланировал сам. Я думала, что мне было больно, когда старший брат впервые признался мне в том, что знал о планах врага и с удовольствием продал родную кровь за деньги. Я думала, мне было больно, когда я в порыве злости совершила недопустимую, непростительную ошибку. Но все это оказалось ерундой в сравнении с той болью, что я испытывала сейчас, сидя под проливным дождем в соседнем доме, глотая слезы отчаяния и пытаясь сдержать паническую атаку, что рвалась наружу.

Я не знаю, сколько времени так просидела, не знаю, сколько часов прошло в жуткой агонии, когда мне казалось, что внутри все выжигают раскаленным прутом, когда волнами затапливает отчаяние, когда страх сковывает в прямом смысле, и ты не можешь пошевелить и пальцем.

Я очнулась, когда на небе засверкали первые звезды. Я поняла, что наступила ночь и только после сообразила, что вообще-то мне еще и очень холодно.

Что было делать? Пойти обратно к Расулу, попроситься назад, снова попросить прощения? Но еще несколько часов тому назад он не хотел меня слушать, бесцеремонно выталкивая за дверь. Вряд ли за столь короткий период что-то могло измениться. Да и искушать судьбу не хотелось. Я видела, каким диким пламенем горели глаза супруга, когда он стоял с мечом, возведенным над моей головой.

Конечно, можно было плюнуть на свою жизнь, рискнуть, но жизнь, что зарождалась внутри меня… имела ли я право рисковать еще и ею?

- Боже… - я снова зашлась плачем, когда мысли коснулись ребенка. Я знала, какового это – жить без родителей, жить с ожиданием, что когда-нибудь, может быть, они все-таки вернутся за тобой, объяснят свои поступки, скажут, как сильно тебя любят и что ты ни в чем не виноват.