–Так зима же, летом закопаем поглубже.

Потом всё это забывалось, стиралось новыми заботами и текущими делами и, снова напоминало о себе лишь в чрезвычайных ситуациях:

–Начальник, там, на дороге, за кладбищем, какой-то гроб разломанный, следы медвежьи кругом, может, пойдёшь, посмотришь?

–Ах, вы, туды вашу, растуды!…

                        * * *

Зимой, многие жители посёлка, охотились прямо из дома. Как уже говорилось, тайга подступала к самым огородам, и лишь совсем ленивые, да немощные, не лазили туда, дабы щипнуть хоть кроху. Правда кроха эта, была порой весьма приличных размеров, и называлась то сохатым, то изюбрём, то кабаном.

Лицензий на отделение отпускалось предостаточно и, практически, любой желающий мог получить это разрешение на отстрел дикого животного. Прилично водилось в округе, очень охраняемого, удивительно красивого зверя, – тигра. Часто можно было видеть утрами следы этой кошки на территории пилорамы, на деревенском речном берегу, на кладбище.

В то время, никто не верил учёным дядям, что этот зверь на грани истребления, да и до сих пор, вопрос этот остаётся спорным. Кто-то утверждает, что тигр уж больно прожорлив, а кто-то говорит, что нет, он скорее красив…

Однажды, моя охотничья тропа пересеклась с тропой браконьера, вернее с последствиями деятельности этого браконьера. Расскажу по порядку.

В трёх километрах от посёлка, в живописном месте, близ тихой, рыбной протоки, расположилась промхозовская пасека. Там же, под ослепительно белыми, пышными сугробами снега, был омшаник, где и зимовали летние труженицы – пчёлы. А охранял их дрёму Петрович, – летом пчеловод, а зимой, вроде как сторож. Место работы, как и место жизни Петровича не менялись уже много лет. Прямо здесь, у пасеки, стояла зимовейка, где он коротал зимние морозные ночи, или отлёживался после чрезмерного злоупотребления медовухами разного пошиба.

Готовить медовухи Петрович был мастер, настаивал их на разных медах, в разные сроки, с разнообразными присадками, роль которых исполняли всевозможные ягоды, от лимонника и до голубики. Большое значение играла и перговая добавка, которая опускалась в зелье прямо в сотах. Под флягу, с наиболее дурным настоем, обязательно нужно подкладывать самосад, – табак такой, специально выращиваемый за зимовейкой.

Любил Петрович компанейских ребят, любил угостить, зашедших погреться, охотников и, по причине своего одиночества, всячески старался задержать гостя подольше, расспросить о событиях в мире, в личной жизни. Вот тут и оказывала медовуха, определённого рецепта, неоценимую услугу, – напрочь отнимала ноги, оставляя, при том, совершенно светлой голову, – беседуй, хоть всю ночь, на что хозяин зимовья был дюже падок. Любил послушать неглупого собеседника, Но и сам, с удовольствием, с азартом даже рассказывал о своей непростой, многотрудной жизни.

Я притащился к Петровичу поздно вечером, уже по темну, с целью переночевать, а вернее перекоротать ночь, а утром заложить круговичок, – поискать кабанов.

На подходе к пасеке невольно залюбовался зимним пейзажем, умиротворением природы в спокойном наступлении сумерек. Лес, спящий под пышными, белогрудыми снегами, сейчас, как бы ещё крепче погружался в сон, распускался в этой ласковой, мягкой постели, окутывающей его. Смолкли дробные перестуки дятлов по мёрзлым, хворым стволам, угомонились, редкие теперь, птахи, весь день порхавшие по веткам в поисках скудного пропитания. А где-то далеко, над проявившимся в умирающей заре хребтом, вертухалась, играла со мной в перевёртыши, маленькая, чуть тёплая звёздочка, – повернётся одной стороной – заблестит, заластится, другой стороной поворотится, и нет её, сравнялась с цветом предночного неба.