Я удивленно смотрю на Гаса.

– Ты подбросил ему сигареты?

– Да кого ты слушаешь? – Его голос звучит фальшиво – немного выше, чем обычно.

– Это простой вопрос, Гаспар, – настаиваю я.

– Детка, я ничего ему не подбрасывал, – он нервно смеется, качая головой, словно говоря: «Ты спятила?!».

Охрененно жаль это признавать, но я ему не верю. Языку тела я доверяю больше, чем словам. Три сезона «Теории лжи»[7] и семь – «Менталиста»[8] многому меня научили. Например, тому, что уклонение от прямого ответа, изменение голоса и излишняя эмоциональность – явные признаки лжи.

Парень, да ты просто король разочарований.

– Подожди меня в машине, ладно? – Гас тянется, чтобы снова поцеловать меня, но я уклоняюсь, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

Я что, похожа на Хатико?

– Прости, красавчик. Не в моих правилах кого-то ждать, – отвечаю ему и, чтобы позлить наблюдающего за нами прилипалу, кокетливо добавляю: – Увидимся в следующий раз.

Гас поджимает губы, обжигая меня странным взглядом, и уходит, по пути врезаясь в Каннинга плечом. Но с тем же успехом он мог врезаться в скалу или в дерево. Здоровяк даже не поморщился.

– Я могу закончить то, что начал этот неудачник. – Оттолкнувшись от стены, Чейз медленно направляется ко мне, потирая ладонью шесть идеальных кубиков пресса, которые эстетично сокращаются от каждого шага.

– Не думаю, что ты потянешь.

– Все, что умеет делать Бартез, я делаю гораздо лучше.

– Господи, и как только твое непомерно раздутое эго не застряло на входе в тоннель?

Усмехаясь, Каннинг лениво скользит взглядом по моему черному спортивному платью с эмблемой баскетбольного клуба «Чикаго Буллз» и задерживается на ногах. Я хочу немедленно уйти. Я приказываю себе уйти. Но упрямо продолжаю стоять на месте, потому что побег приравнивается к поражению. А я ненавижу проигрывать.

– Почему ты постоянно пялишься на мои ноги? – не выдерживаю я.

Он подходит ближе, и я слышу его запах – сложный коктейль из грейпфрута, соли и его собственного аромата, проникающего в самое нутро. Мое сердце начинает биться быстрее. Чейз упирается ладонями в стену, заключая меня в ловушку, и мы не отрываясь смотрим друг на друга.

– Мне нравится представлять их на своей шее. – Его лицо так близко от моего, что наши губы почти соприкасаются.

– Они достаточно длинные, чтобы обернуться вокруг нее и задушить тебя.

– Этой ночью я проведу много времени, фантазируя об этом.

– Извращенец.

– Стерва. – Взгляд его карих глаз обволакивает меня, словно густой горячий шоколад. – В эту субботу мы играем с Колумбийским университетом. Придешь поболеть за меня? Если снова решишь принарядиться, то обрати внимание на костюм Ядовитого Плюща[9]. Мне кажется, этот образ подойдет тебе идеально.

– Твой нос выглядит слишком целым. Может, мне стоит закончить свою работу?

Я застываю, когда Чейз обхватывает мой подбородок и проводит пальцем по нижней губе. Его горячее дыхание сливается с моим прерывистым вздохом, и я совершаю огромную ошибку, когда разрываю наш зрительный контакт и смотрю на его рот. Идеально-греховный рот с четко выраженной ямочкой по центру пухлой верхней губы, который словно умоляет попробовать его на вкус. Теплый вечерний воздух вдруг становится тягучим и вязким, как смола.

– Я так чертовски близок к тому, чтобы поцеловать тебя, – хрипло произносит Чейз.

В моем желудке ощущается странный трепет. Предпочитаю думать, что это кровожадные летучие мыши, рвущиеся на волю, чтобы полакомиться этим засранцем.

Да какого дьявола?!

Всего пару минут назад я беспокоилась о том, что гребаная стена испачкает мне платье, а сейчас ко мне прижимается мокрый, как черт, парень, облапывая грязными руками, и мой мозг в это время: