– Боже милостивый, Бесс была права! – на высокой ноте произнесла Горация. – Ив самом деле в гробу Селвина кто-то есть! – Она попятилась. – Беги, Имоджин, беги!
Имоджин резко поднялась на ноги.
– Неужто еще и ты, тетя Горация! – Она повернулась и стала вглядываться в затемненную половину спальни. Когда она увидела стоящего перед гробом Маттиаса, ее рот открылся сам собой.
– Боже мой! Там кто-то есть.
– Я вам говорила, мэм" – хриплым шепотом сказала Бесс.
Маттиас с любопытством ожидал, что сделает Имоджин – закричит или упадет в обморок.
Она не сделала ни то ни другое. С явным неодобрением она прищурила глаза.
– Кто вы такой, сэр, и почему вы вздумали пугать мою тетушку и горничную?
– Вампир, – пробормотала Бесс. – Я слышала о них, мэм. Они пьют кровь, бегите… Бегите, пока не поздно… Спасайтесь…
– Вампиров не существует, – заявила Имоджин, не удостаивая перепуганную девушку даже взглядом.
– Тогда привидение… Спасайтесь, мэм.
– Она права. – Горация потянула Имоджин за рукав. – Нам нужно уходить отсюда.
– Не будьте смешной. – Имоджин подошла поближе и уставилась на Маттиаса:
– Так что же, сэр? Что вы можете сказать? Не молчите, иначе я позову местного магистрата, и он закует вас в кандалы.
Маттиас медленным шагом направился к ней, не сводя взгляда с ее лица. Она не отступила. Более того, она подбоченилась и стала стучать носком полуботинка об пол.
Он пережил непонятное, но в то же время явное и волнующее чувство узнавания. Невероятно. Но когда он подошел к ней настолько близко, чтобы рассмотреть огромные, удивительно ясные голубовато-зеленые глаза – глаза цвета моря, окружавшего затерянный остров королевства Замар, он внезапно понял. По какой-то непонятной, необъяснимой причине она заставила его вспомнить Анизамару, легендарную замарскую богиню Дня, которая занимала ведущее место в фольклоре и искусстве древнего Замара. Она воплощала в себе тепло, жизнь, истину, энергию. По силе и мощи ей был равен лишь Замарис – бог Ночи. Только Замарис мог укротить ее беспокойный дух.
– Добрый день, мадам. – Маттиас заставил себя отбросить несвоевременные мысли. Он наклонил голову:
– Я Колчестер.
– Колчестер? – Горация сделала еще шаг назад и прислонилась к стене. Она перевела взгляд на его волосы, сглотнула комок в горле. – Тот самый? Безжалостный Колчестер?
Маттиас знал, что она смотрит на снежно-белую прядь, которая резко контрастировала с его черной шевелюрой. Многие люди именно по ней узнавали его. Уже в течение четырех поколений белая прядь была отличительным признаком всех представителей его рода.
– Я сказал, что я Колчестер, мадам.
Он был еще виконтом, когда получил прозвище Безжалостный.
– Что вы делаете в Аппер-Стиклфорде, сэр? – сурово спросила Горация.
– Он здесь, потому что я послала за ним. – Имоджин одарила его ослепительной улыбкой. – Должна сказать, вам уж давно пора было приехать, милорд. Я отправила послание более месяца назад. Что вас так задержало?
– Мой отец умер несколько месяцев назад, но я с опозданием приехал в Англию, а потом вынужден был решить ряд вопросов, связанных с его имением.
– Да, конечно. – Имоджин была явно смущена. – Простите меня, милорд. Приношу вам свои соболезнования…
– Благодарю вас, – сказал Маттиас. – Но мы не были с ним особенно близки… В доме найдется что-нибудь поесть? Я умираю от голода.
Серебристая прядь среди черных как ночь волос – это было первое, что Имоджин заметила в графе Колчестере. Казалось, прядь горела холодным белым пламенем на фоне длинной, вышедшей из моды черной гривы.