— Вы действительно хотите меня оформить в качестве няни для Веры? – скептически приподнимаю бровь, разглядывая края стола. Не хочу, чтобы Коршунов видел в моих глазах пламя гнева. Я злюсь. Я, правда, злюсь из-за абсурдности предложения.

— Да, хочу, чтобы вы получали плату за то, что присматриваете за Верой. Пока она маленькая, ей нужен близкий человек, чуть позже наймем педагогов и квалифицированную няню.

— Ваши эти няни и педагоги не заменят родительского тепла, ласки и любви. Вере прежде всего нужно внимание.

— Вот первый год вы и обеспечите ее вниманием.

— Вы серьезно? – удивленно вскидываю брови. – Думаете, что после года малышке не нужна будет любовь?

— В Англии детей отправляют в интернат после десяти лет.

— А вы собираетесь в год. Не рановато ли? – улыбаюсь, а самой хочется свернуть шею этому бездушному деспоту, которому хочется избавиться от дочки, едва ее обретя.

— Вот ваш договор, - Коршунов берет папку с края стола, протягивает ее мне, игнорируя мой вопрос. Не хотя беру договор, со скучающим видом открываю первую страницу.

Первый пункт касается внешнего вида.

— А чем вас не устраивают распущенные волосы? – вопросительно приподнимаю бровь, переводя взгляд на невозмутимое лицо Богдана Аркадьевича. Я мило отражаюсь в стеклах его очков. Рука так и тянется поправить прядь возле лица.

— Малышка будет хватать вас за волосы, причинять боль.

— Ерунда, но мне приятна ваша забота.

— А если она потянет ваши волосы в рот? – Коршунов брезгливо морщится. Я не сдерживаю смешок. Какой же наивный. Точно ранее не имел дела с детьми.

— Это самое безобидное, что она может сделать.

— Я против. Еще ваша одежда, - выразительно смотрит на видавшего вида футболки.

— А что с моей одеждой не так? Вы знаете, футболки намного практичнее носить, чем какие-то накрахмаленные блузки. Тем более Вера имеет привычку после еды срыгнуть. А еще может сделать пахучую неожиданность, - по мере того, как округляются глаза Коршунова, я смачно описываю, как выглядят и пахнут детские сюрпризы.

— Достаточно! – глухо произносит Богдан Аркадьевич. Снимает очку, прикрывает глаза и сжимает переносицу. На секундочку мне становится его жалко. И пока он приходит в себя, я читаю дальше.

График работы для рабов. Выходных почти нет, только если очень заранее предупредить работодателя. Постоянно находиться возле ребенка, делать отчет в конце рабочего дня.

— Серьёзно? – не выдерживаю, захлопываю папку. – Смотря на вас, не подумаешь, что идиот, но читая эти абсурдные пункты, закрадывается подозрение, что у вас не все в порядке с головой.

— За ту зарплату, что я вам буду платить, имею право быть самодуром, - ровным голосом замечает Коршунов. Я поджимаю губы, показательно листаю листы, вчитываюсь в сумму. Еще раз вчитываюсь и присвистываю, забывая о приличиях. Такая сумма мне только во сне снилась.

— Да за такие деньги можно не только волосы собрать в хвост, но и накрахмаленную блузку надеть, - я сладко улыбаюсь.

— Вы же понимаете, что при подписании договора, не имеете право говорить вслух, что взбредет в голову. И соблюдать правила моего дома.

— Не ковыряться в зубах при важных гостях? – дерзко спрашиваю усмехаясь.

— Как минимум.

— А как максимум?

— Не влюбляться. В меня.

Лишь бы не рассмеяться. Но смех рвется из меня, как бы я не пыталась его сдержать. В конце концов, не выдерживаю и начинаю хохотать. Мне требуется минуту, чтобы от души повеселиться над условием. Посмеиваясь, склоняю голову и иронично смотрю на серьезное лицо Коршунова.

— Вы серьезно?

— Вполне.

— Даже если вы будете единственным мужчиной на земле, влюбиться в вас мне не грозить, - откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди. – Я не люблю дотошных педантов и скучных мужчин, которые только и знают, как жить по правилам.