На пороге моего кабинета появляется обладательница бесконечно длинных ног и аппетитного третьего размера груди и недовольно морщит вздернутый нос. Передвигается неуклюже в жутко неудобных туфлях на высоченном каблуке и опускается в кресло напротив меня.

Накручивает на палец золотистый локон и ударяется о стену моего равнодушия.

И, если Карина недоумевает, то я могу думать лишь о том, как она одним только приходом успела утомить меня пафосом и манерностью.

– Моего администратора зовут Анна. Не грымза, не цербер, не горгона. Анна. Запомни.

Уточняю я грубовато, а Карина недоуменно на меня пялится, не понимая, почему я требую от нее заучить имя обычной сотрудницы, и надувает пухлые губы. Только эти ее фокусы меня ни капли не трогают.

– Знаешь, куда мы сегодня с тобой идем? – не найдя никакого отклика, Резникова меняет тему и хлопает густыми наращенными ресницами.

– Куда?

– На концерт Асти. Папа выкупил два последних билета в випке.

– Ты идешь. Я пас, – сообщаю я безразлично в то время, как Каринкино лицо вытягивается.

– Почему?

– Потому что мы расстаемся.

– Если это шутка, Марк, то совершенно не смешная.

– Это не шутка, Карин. «Мы» больше не существует. Я помолвлен на другой.

– И когда ты успел? – недоверчиво хмыкает Резникова, веря, что я стебусь, и вряд ли оказывается готовой услышать невозмутимое.

– Сегодня утром.

– Как…? Но мы же…

– Хорошо провели время вместе? Бесспорно. На этом все.

Я еще раз провожу финишную черту под нашими отношениями, чтобы у Карины не осталось никаких сомнений. Но она никак не хочет принимать суровую действительность.

Натужно морщит лоб, как будто решает в уме сложное уравнение. Вонзается зубами в нижнюю губу. И подскакивает на ноги, пошатываясь на своих ходулях.

Сначала препарирует меня острым взглядом, словно лягушку. А потом не находит ничего лучше, как устроить скандал.

Цепляет стоящий рядом с ней органайзер со стола и запускает его в стену позади меня. Он падает на пол с глухим стуком. Жалобно звякает завалившийся набок степлер. А я спокойно роняю.

– Мимо.

Следом за органайзером отправляется кубок, полученный моими пацанами на региональных соревнованиях. Минуя мою макушку, он едва не сшибает картину с изображением снежного барса, и приземляется рядом с многострадальным степлером.

На этом запал у Резниковой иссякает. Она обхватывает себя ладонями за плечи и резко меняет вектор поведения.

– Марк, нам ведь было здорово вместе. Я выучила, какой кофе ты пьешь и что предпочитаешь на завтрак. Ради тебя я даже записалась в кулинарную школу.

– Это похвально.

– Северский, ну хватит! Я была готова отказаться от тусовок, которые обожаю, и превратиться в покладистую невесту. Печь пироги, варить борщи и ждать тебя с работы.

– В этом нет нужды, Карин, – качаю я головой и гадаю, в какой момент все свернуло не туда. – Я ведь ничего тебе не обещал, правда. Я сразу предупредил, что наша связь не дольше, чем на пару-тройку месяцев. Без привязанностей. Без обязательств.

– Но я надеялась…

– Что я изменюсь?

– Да. Кому-то же ты сделал предложение! Только не говори, что этой своей администраторше! И чем она лучше меня?

– Тем, что не посещает курсы пекарей, чтобы мне понравиться.

Позволяя Резниковой додумать все, что ей заблагорассудится, я не отрицаю брошенное в сердцах предположение и вижу, как сильно уязвлена ее гордость. Она злобно бурчит что-то неразборчивое и максимально быстро, насколько ей позволяет неудобная обувь, выметается из моего кабинета.

Сшибает что-то на пути своего следования. По крайней мере, в барабанные перепонки ввинчивается неприятный звон. И напоследок обвиняет Анечку во всех смертных грехах.