– Правда. Только я хочу, чтобы ты в обмен оказала мне одну услугу.

Глава 2

Аня

Утро начинается паршиво.

– Аня, ты собрала вещи?

Кричит из другой комнаты муж, а я прирастаю пятками к полу и глупо пялюсь расфокусированным взглядом в точку на стене.

Кофе с шипением вытекает из турки на плиту. И я не знаю, что больше расстраивает меня в эту секунду.

То ли то, что у мужа есть любовница, и она ждет от него ребенка. То ли то, что вместо крепкого ароматного американо я получила невзрачную коричневую лужицу на керамической поверхности.

– Собрала.

Бурчу я неразборчиво и двигаюсь к раковине, чтобы намочить губку.

Я узнала о том, что Олег мне изменяет, две недели назад, и успела пройти три стадии принятия неизбежного.

Сначала я отрицала очевидное. Отчаянно мотала головой. И затыкала уши, лишь бы не слышать подробности их интрижки.

После упала в котел лютого гнева. Расколотила половину сервиза, подаренного свекровью. И испортила недавно купленную в рассрочку плазму.

Потом торговалась с совестью до жжения в легких. Пыталась убедить себя в том, что еще можно сохранить семью.

Глупая.

– Мамочка, не грусти, пожалуйста! Скоро я вырасту и заработаю нам много-много денег. Мы купим с тобой большой дом и никогда не будем ни в чем нуждаться.

Из омута безрадостных мыслей меня вытаскивает сидевший молчком сын. Косится на меня из-под пушистых ресниц. А я захлебываюсь щемящей нежностью от его непосредственности.

Пересекаю рваным шагом кухню. Опускаюсь рядом с ним и растрепываю его каштановую шевелюру.

– Обязательно купим, сынок. Ты у меня самый лучший мужчина на свете.

Говорю ему со всей искренностью, на которую я только способна, и поражаюсь тому, как быстро взрослеют современные дети.

И мне бы ругать глобализацию и чертовы гаджеты, в которых залипают подростки. Но в глубине души я понимаю – в первую очередь виноваты мы с Олегом.

Это мы лишили собственного ребенка нормального детства.

– Аня, что с кашей?

– Сгорела.

Я отвлекаюсь на переступающего через порог супруга и небрежно пожимаю плечами.

Я вряд ли бы сильно огорчилась, если бы этот дом обуглился дотла. А тут какая-то овсянка.

– Хочешь, возьми бутерброд.

– Аня! Ты же знаешь, я терпеть не могу питаться всухомятку.

– А мне что прикажешь делать? Катеньке своей позвони. Пусть готовит тебе первое, второе и компот.

От упреков, на которые Олег больше не имеет права, во мне просыпается злобная стерва. Это она выразительно выгибает бровь, иронично хмыкает и язвит.

Пытается спрятать за показной броней уязвимость и боль, которая плещется глубоко внутри.

– И ты еще удивляешься, почему я попросил развод?

Муж стоит посередине комнаты, сцепив руки в замок, и смотрит на меня так, как будто мы с ним давно чужие люди. Как будто мы не делили с ним постель, не давали клятвы верности и не обещали любить друг друга до гробовой доски.

И это задевает.

И я уже готовлюсь вылить на него поток обвинений, когда меня перебивает звонок.

– Здравствуйте, Анна Николаевна. У нас очень много заболевших. Школу закрывают на карантин.

Извиняющимся тоном сообщает Ванина классная руководительница, отчего я испускаю разочарованный вздох.

А спустя пятнадцать минут качу чемодан по рыхлому снегу и гадаю, как буду объяснять своему начальнику, что делают в боксерском клубе семилетний ребенок и его игривый щенок Марли.

Проскальзываю во владения Северского, как мелкий воришка, и вешаю в шкаф свое пальто.

И если я рассчитываю, что это утро не может стать хуже, то катастрофически ошибаюсь.

– Анька, привет! – вопреки желанию отключить телефон, я все-таки принимаю вызов от Митиной и морщусь от ее бодрого до безобразия голоса. – Звоню напомнить, что в субботу я жду тебя на свадьбу.