Ему стоило большого труда оставаться серьезным, глядя на ошарашенную физиономию бывшего десантника.

– Мечом и зверями земными… – повторил тот. – Ведь и верно, так и есть.

– Те, кто погиб, были истинными грешниками, негодными к раскаянию, – тут Кирилл запнулся, ему вспомнился их выпускающий редактор, Антон Павлович, добрый и душевный, соседка по дому, воспитавшая после смерти мужа пятерых детей… они что, «грешники»? – Оставшиеся же будут разделены на тех, кто достоин света, и тех, кого ждет мрак и скрежет зубовный.

Нет, пора заканчивать эту шутку, посмеялся и хватит.

– Все, расслабься, – сказал Кирилл. – Неужели ты веришь тому, что я говорю?

– Конечно, а как же? – Серега посмотрел на него недоумевающе. – Ведь ты сам сказал – чтобы спастись, надо идти за тобой, и тебя слушаться, а иначе тьма и пытки всякие.

Кирилл отвернулся.

Признаться, что это бред, что он знает о произошедшей катастрофе не больше остальных, нельзя – «поклонник» запросто может скрутить бывшего журналиста и сдать его обратно Дериеву, а тот беглеца не помилует. Придется играть роль новоявленного пророка до тех пор, пока они не доберутся до Машеньки, а потом… потом он что-нибудь придумает.

– Майор-то бесится, я его знаю, – сказал Серега. – Из коммуны еще никто не уходил.

А вот тут хорошо подойдет строка из не признанного церковью «Евангелия от Филиппа».

– Те, кто облекся светом, их не видят силы и не могут схватить их. Но облекутся светом в тайне, в соединении, – проговорил Кирилл, сам удивляясь, насколько хорошо огрызки древних текстов засели в памяти – четыре года прошло, а он может цитировать их не хуже, чем средневековый монах – Библию.

Ему было стыдно – грех использовать чужую наивность, чужую веру, но иного выхода он не видел.

– Ага, точно, – Серега заулыбался. – Я так и подумал, когда они ночью мазали.

Этот парень, в жизни мало что видевший, кроме войны, и даже на гражданке продолжавший воевать, был неколебим, точно скала, и если уж что-то попадало в его большую голову, то выбить это оттуда мог разве что метеорит, да и то – не самый маленький. Зато чужие сложные мысли преломлялись там странным образом, и делались своими, простыми и понятными.

До вечера они просидели в подъезде.

Дважды мимо проходили патрули, и оба раза Серега обнаруживал их, не выглядывая в окно. Он прикладывал палец к губам, и тогда они сидели тихо, а Кирилл даже старался дышать пореже – вдруг у врага есть такие же чуткие парни с большими ушами?

Когда начало темнеть, доели остатки консервов.

– Все, – Серега заглянул в опустевшую банку, и на лице его отразилось сожаление. – Теперь только то, что поймаем… Пока еще до Автозавода доберемся. Ну что, ты готов?

Кирилл поднялся, поморщился от боли в боку, и они двинулись вниз, к двери подъезда. Та открылась, чуть слышно скрипнув, и бывший десантник несколько минут постоял, вглядываясь и вслушиваясь.

Шелестели листья под свежим северным ветром, покачивались деревья, по небу ползли облака, предвещая новый дождь.

– Тут тихо, – сказал Серега. – Давай к Ванеева, но осторожно.

Они обогнули угол дома, в котором прятались, стали видны закрывающие улицу гаражи, и за ними – серые пятиэтажки в окружении деревьев, район, где безраздельно властвовал Дериев.

Кирилл не понял, что произошло – огромная ладонь хлопнула его по затылку, и он уткнулся носом в землю. Серега бесшумно шлепнулся рядом, выставил перед собой автомат и снял с предохранителя.

Донесся смех, долетел чей-то голос, и из‑за гаража выступили двое мужчин в камуфляже.

– …она ему и говорит – ну и хрень! – закончил один из них фразу, и оба заржали.