– Но мой король!..

– Тише, Жером, тише. Здесь не суд. Ты пришел ко мне со своей болью, и теперь она моя не меньше, чем твоя. Но ведь суд, о котором ты меня просишь, исходит из законов людских и божеских, и я лишь объясняю тебе, с чем предстоит столкнуться на суде.

Король приблизился к старцу и положил руку на его плечо:

– Но заверяю тебя, мой дорогой де Вальмон, когда состоится этот суд, он будет справедливым, и кто бы ни был признан виновным, понесет заслуженную кару. А теперь ступай, и да вознесутся к престолу царя небесного слова мессы за упокой души твоего сына.

Виконт молча поклонился и, сделав рукою знак сыновьям, быстрым шагом покинул королевские покои.

Король проводил его долгим взглядом и, обойдя пустой трон, отдернул занавесь, расшитую золотыми лилиями.

– Я все слышал, сын мой. – Аббат Сугерий стоял у входа в королевскую молельню, перебирая тяжелые четки. – Если смотреть на вещи как подобает французу, то ты вел себя более чем достойно. Если глядеть на это глазами нормандца, – духовник короля печально воздел глаза к распятию, – справедливостью здесь будет почитаться только смерть обидчика и ничто другое. Старый де Вальмон чувствует себя глубоко униженным, но я вовсе не удивлюсь, если вдруг окажется, что не сам виконт, а кто-то более умный и менее горячий подтолкнул старого воина прийти к вам с обвинениями. Нынче же по всей Нормандии поползет слух о том, какое ужасное оскорбление нанесено одному из знатнейших родов герцогства. И о том, что ты, сын мой, попустительствуешь убийцам и совратителям. Это само по себе вредит твоему имени, но плохо еще и другое – оставаться в Руане теперь для тебя становится опасным. Гостеприимная столица может оказаться мышеловкой.

– Но убегать отсюда позорно.

– Королю следует отправиться вершить суд в землях своей державы, как это в прежние века делал Карл Великий. Это сгладит впечатление от амурной истории с Фульком Анжуйским и даст повод убраться из Нормандии.

– Что ж, так и сделаем, – вздохнул король. – Подумать только, сколько неприятностей из-за какой-то задранной юбки!..

Аббат Сугерий снова воздел очи к небу, вернее к потолку, за которым над мощной крепостной башней синело ясное сентябрьское небо Нормандии:

– Мне не пристало слушать такие речи.

– Господь простит мне это прегрешение, – отмахнулся король. – Ответь лучше, слышно ли что-нибудь о Фульке?

– Вынужден сказать, что ничего нового, мой государь, – покачал головой аббат Сугерий. – Последний раз его видели во время стоянки в полудне пути от Руана. Возницы рассказывают, будто за ним гнались четверо братьев де Вальмон. Он прыгнул от них в воду. Должно быть, несчастный утонул. – Настоятель Сен-Дени печально сложил руки перед грудью в молитвенном жесте. – На все воля Божья.

– Судя по тому, что старый Жером не оставляет желания послать Фулька на плаху, ему достоверно известно, что тот еще жив. Иначе с чего ему так хлопотать?

– Ему – нет смысла, но если за де Вальмоном и впрямь стоят умные люди, то следует помнить, что для мятежа нужна не королевская справедливость, а сам факт оскорбления, который позволит нормандским баронам позабыть о данной ими присяге. Я бы советовал королю дознаться, нет ли среди тех, кто замышляет против вас недоброе здесь – в Руане, – людей, подосланных Бернаром из Клерво. Не будем забывать, что меж ревностных послушников аббата Клервосского, поднявших оружие против короля Англии, было немалое число нормандцев.

– Это разумная, хотя и безотрадная мысль, – согласился Людовик. – Кстати, что слышно от гонца, посланного в Рим?