– Ясно… – покивал Петр.

– Впрочем, пушечную медь можно и без покупки собирать в запасы.

– Это еще как?

– Я полагаю, что можно будет обратиться к церкви за помощью. Пусть сдадут битые колокола да запасы свои по меди разной да олову. У них ведь даже пушечная медь имеется в запасах, а то и котловая, которой колокольную поправить.

– Не круто ли так заходить в чужой монастырь[8]? – поинтересовался Михаил Головин.

– Вообще-то этот монастырь государев. На государевой земле они живут. И сие забывать не стоит. А если забудут, то напомнить. Да и если ничего дурного не случится, потом вернем. А если приключится беда, то вот она – помощь от их. Уже собрана. Кроме того, полагаю, Адриан не станет сильно возмущаться. Рыльце его в пушку.

– В каком смысле? – подался вперед Головин.

– Знал он о заговоре и хотел отсидеться. Сторону победителя выбрать. Вон Лопухины – дураками вроде как слывут. А правильно все поняли и хорошо поступили. Он же нет. Сидел тихо. Глядел внимательно. Я все понимаю, политика церкви такова – не вмешиваться и поддерживать любую власть, которая, как известно, от Бога, но ведь в случае поражения отца могло прямо пострадать православие. И получается, что Адриан не вступился за веру. Ай-ай-ай, как нехорошо получилось…

Петр промолчал, поджав губы.

Остальные тоже. Кое-кто побледнел, явно испугавшись, что царь через патриарха выйдет на всякого рода влиятельные персоны. Те самые, что бунт на самом деле и организовали. Те, на руках которых была кровь сестер да племянниц государя…

Раздувать старое Петр Алексеевич не стал, прекрасно понимая и масштаб заговора, и то, что он завершился в его интересах, пусть и грязно[9]. А вот взять за известные места Адриана и заставить церковь поделиться цветметом – да, идея была хорошей…

Тем временем под Азовом Томас Бартоломью Ред наблюдал за тем, как его помощник гонял экипаж 36-пушечного галеаса «Апостола Петра», который ему передали под командование после прибытия в Москву с царем.

Не бог весть что, но по международной классификации корабль относился к пятому классу линейных кораблей. Тридцать два метра в длину, семь в ширину, семьсот тонн водоизмещения, пятнадцать пар весел, паруса на мачтах, ну и тридцать шесть пушек вдоль бортов. Ну и еще сто двадцать пять человек экипажа, которые размещались на этой посудине в известной тесноте.

Понятно, что ни метры, ни тонны Томасу были не известны. Впрочем, это и не прямая речь его…

Азовский флот стоял на приколе.

Вот как его построили, так и стоял после взятия Азова. Хотя государь с упорством, достойным лучшего применения, продолжал его строить. Из сырого леса. Да еще побросав на стоянке без должного ухода. Отчего корабли ускоренно гнили.

Да и где таким кораблям плавать?

По Дону?

Ну это смешно.

А в море толком не выйдешь. Да и цели нет. Точнее, ее не было. Потому как смена векторов политического движения в Москве много переменила и тут, в отличие от оригинальной истории. Сможет этот флот воевать с османами или нет – дело десятое. Но то, что ему потребуется имитировать сие действо, это уж точно. Потому Томасу Бартоломью Реду и выделили целый корабль. Опытный капер – сильная карта в предстоящей партии на море. Для чего ему и передали один из лучших кораблей Азовского флота. А над самим флотом ставили вице-адмирала Корнелиуса Крюйса[10] – тоже в прошлом пирата, то есть капера…

1699 год, май, 2. Минск – Москва

Царь проводил взглядом слугу и повернулся к оставшимся с ним наедине Августу Саксонскому и Фридриху Датскому. Они оба вполне охотно согласились встретиться здесь – в Минске. Цель встречи не называлась, но все прекрасно понимали предстоящую повестку без всяких намеков.