– Ого! – воскликнул парень. Вот чего-чего, а подобного поворота он не ожидал.
– Ты удивлен? – мягко улыбнувшись, спросила мама.
– Я думал, что ты не решишься. Неужели ты так хочешь, чтобы я вернулся домой?
– Я хочу, чтобы ты меня простил.
– На что только люди не пойдут, чтобы попытаться провести обряд изгнания нечистой силы, – покачал головой Алексей, со скептической усмешкой на губах.
– Федор Юрьевич пообещал тем, кто это сделает, сих прогнать через духовное очищение, подвесив предварительно на дыбе. Для просветления ума. Потому как сие есть измена царю и поругание церкви. Патриарх же к тому добавил, что предаст таких ослушников еще и анафеме.
– Неожиданно…
– Так что теперь можешь этого не опасаться.
– Да я как бы сам предлагал провести этот обряд, чтобы из горячих голов ушли дурные мысли. Чего мне его опасаться? Разве что эти самые головы решат увлечься и искалечат меня или даже убьют. Но вроде родичи. Совсем безумствовать не должны.
– Как ты видишь – он охладил горячие головы.
– Да уж… Он умеет. А я гадал, откуда по кабакам такие слухи пошли… – покачал головой Алексей. – Тогда я не понимаю, зачем это тебе.
– Ты не веришь в мое желание примириться?
– Мы с тобой не ругались, мам. Но как ты понимаешь, я хочу пожить тут, пока отец не вернется.
– Я ничуть не против, – грустно произнесла царица. – Я сама им теперь не доверяю. А это… – Указала она на немецкое платье, в которое была облачена. – Ты разве отказываешься от прогулки?
– Почему же? Нет. В любом случае нам обоим она пойдет на пользу, – произнес царевич и задумался.
В принципе, поступок матери был понятен.
Смена тактики.
Видимо, Ромодановский действительно от души припугнул Лопухиных. Настолько, что они санкционировали подобную выходку. Потому как иначе появление царицы в таком виде и не назвать. Только выходка это была явна направлена не на него, а на отца. Чтобы хоть как-то смазать последствия.
Евдокия Федоровна не была сильно умной женщиной. Отнюдь. Хоть и не дурой. Просто очень энергичной и достаточно упрямой. Оказавшись царицей эта в принципе красивая особа стала слишком сильно выкручивать мужа в бараний рог, пытаясь загнать его под каблук. И у нее бы это, может быть, даже и получилось, если бы не влияние родственников и воспитание, из-за которых она постоянно пыталась отвратить мужа от его увлечений и страстей.
Ну и как следствие, тот побежал искать утешения у других дам. А семья, в которой жена не благодарила за все, что он для нее делал, не восхищалась, не гордилась и не ценила супруга, стала стремительно рассыпаться. Тем более что желающих подставить, так сказать, сестринское плечо и принять на себя груз этих нехитрых задач хватало. Пусть даже и не в полном объеме.
И вот новый поворот.
Алексею даже стало интересно, что из этого всего получится. Ведь переодеть не значит переделать. Хотя тот факт, что был сделан такой шаг, по своей сути политический, говорил о многом.
Евдокия Федоровна же восприняла эту задумчивость сына по-своему. Он смотрел на нее удивительно взрослым и серьезным взглядом, отчего ей стало неловко. Продолжить так невпопад законченный разговор она не могла. Слова в голову не приходили. Молчать не позволяла натура. Так что, оглядевшись, она зацепилась взглядом за какую-то странную железку, стоящую в стороне.
– А что это? – поинтересовалась мама.
– Мой подарок отцу. Небольшая походная печь для палатки, – небрежно ответил царевич.
– Печь для палатки? – подключилась Наталья Алексеевна, наблюдавшая до того за беседой матери и сына с любопытством энтомолога.