«Надо бы еще с кем языками зацепиться», – подумал Алексей, когда кормилица удалилась.

1696 год, апрель 25. Москва

– А я вот так, – произнес Алексей и пошел пешкой, после чего перевернул песочные часы в горизонт. Свои. Чтобы остановить отсчет времени.

Никифор задумался над ответным ходом…

Прямое взаимодействие с учеными мужами ему было запрещено. Но никто и не подумал ограничивать Вяземского в остальном, поэтому он буквально через пару дней после второго скандала притащил подопечному шахматы. И объяснил правила этой игры.

Алексей с немалым удивлением узнал, что на Руси шахматы были известны с довольно давних времен. Сам Никифор ничего ясного про это сказать не мог, только выдавал фразы в духе «в нее играли еще Рюриковичи», что в его понимании указывало на великую древность подобной забавы.

Церковь с игрой боролась.

Долго и упорно.

До правления Алексея Михайловича, который, будучи большим их ценителем, добился признания шахмат и оправдания в глазах православного духовенства. Во всяком случае, публичного. Хотя и ранее, несмотря на запрет, игра имела великую популярность во всех слоях общества, за исключением, пожалуй, крестьянства.

Царевич-то думал, что ее занес в Россию Петр как элемент западной культуры. От того и удивился, а потом обрадовался – неплохая ведь забава. Да и правила Вяземский ему объяснил вполне современные. Они как раз на рубеже XVI–XVII веков и сложились. В России, правда, в те дни шло определенное разделение на тех, кто предпочитал «старину», и тех, кто шел в ногу со временем в этом вопросе. И парню очень повезло – Никифор сам иной раз поигрывал с немцами, оттого и перенял привычные Алексею правила.

Начали играть.

Регулярно.

И подопечный опять удивил учителя тем, что крайне быстро учился. Гроссмейстером Алексей в прошлой жизни не был, но во время авиаперелетов и прочих затяжных поездок коротал время в этой игре на смартфоне или планшете с искусственным болваном. А потому немного насобачился. Что и стал демонстрировать.

Из новинок он настоял только на идее с часами, чтобы партии не тянулись долго. Это изрядно добавило в игру динамики и глупых ошибок, вызванных поспешными ходами, а потому сделало ее более увлекательной.

Ну и завертелось.

Так что времени Никифор с царевичем стал проводить больше, играя по несколько часов чуть ли не ежедневно. Иной раз и не один, так как посмотреть на эту игру, а потом и поучаствовать подтягивались слуги из числа тех, что были приближены к Алексею. Это сформировало своего рода кружок по интересам. Очень, надо сказать, полезный. Ведь за партиями болтали, давая царевичу дополнительные источники сплетен…

Скрипнула дверь.

Алексей скосился на вошедшую Арину.

– Что-то случилось? У тебя лицо встревоженное.

– Тетушка твоя приехала. С мамой твоей сейчас. За тобой просят.

– Это какая? У меня их много.

– Наталья Алексеевна.

– Значит, до нее все-таки добрались слухи? – поинтересовался царевич, прекрасно знавший, что Наталья не привечает Евдокию и своим племянником не интересуется, разделяя в этом вопросе оценку брата – царя Петра. Оттого и не навещала Алексея ни разу, видев лишь несколько раз на общих мероприятиях.

Кормилица в ответ улыбнулась и подмигнула.

Несмотря на статус, лет ей было немного. Чуть за двадцать. И нрав под стать – озорной. Ума не шибко богатого, но хитрая бестия. Наблюдательная и находчивая. Хотя старалась придерживаться образа тупенькой и простенькой бабенки, используя его как своего рода камуфляж. За счет этого и сумела стать кормилицей наследника. Лопухины хотели иметь под рукой такую удобную и демонстративно недалекую особу. Зачем? Это даже не скрывалось – чтобы оградить Алексея от внешнего влияния и иметь в этом вопросе монополию. Все его окружение, что они могли продвинуть, старались подобрать либо как можно ущербнее умом, либо лояльное им. Кормилица относилась к первой категории – так сказать, безопасных по скудости ума.