Но летом 1949-го молодой Фаррух был совершенно не готов к тому, что его отец будет так охвачен банальнейшей истерией вокруг вышедшего на экраны фильма. Что еще хуже, это был голливудский фильм, у которого не было никаких особых достоинств, кроме этой бесконечной способности к компромиссу, в этом была главная заслуга киноактеров. Фаррух приходил в смятение, видя, с каким раболепием отец относится ко всем, кто снимался в фильме, пусть даже в массовке.

Не следует удивляться тому, что Лоуджи был столь неравнодушен к людям кино, или тому, что предполагаемый гламур послевоенного Голливуда был явно приукрашен фактором значительной удаленности от Бомбея. А ведь эти форменные придурки, захватившие Махараштру, чтобы снимать свое кино, имели явно подмоченную репутацию – даже в Голливуде, где от стыда редко кто умирал, – но разве старший Дарувалла мог знать об этом? Как и многие врачи по всему миру, Лоуджи воображал, что, если бы не медицина, он мог бы стать великим писателем, и, далее, он пребывал в заблуждении, что ему светит возможность еще одной карьеры, скорее всего по выходе на пенсию. Он полагал, что, будь у него достаточно свободного времени, он сможет без особого труда написать роман, а уж какой-то киносценарий – тем более. Хотя и верно то, что на киносценарий действительно требуется меньше усилий, для старого Лоуджи это было делом неподъемным; для написания киносценария ему недоставало силы того воображения, которое позволяло ему быть блестящим хирургом – и практиком, и теоретиком.

Прискорбно, что природная самонадеянность часто сопутствует способности лечить и вылечивать. Известный в Бомбее – даже признанный за рубежом за свои достижения в Индии – доктор Лоуджи Дарувалла тем не менее жаждал тесного контакта с так называемым творческим процессом. Летом 1949 года, при своем весьма принципиальном младшем сыне в качестве свидетеля, старший Дарувалла получил то, что хотел.

Часто, когда человек проницательный и с характером оказывается среди беспринципных и трусоватых бездарей, рядом с ним возникает посредник, мелкий проходимец в роли свата или свахи, весьма искусный в навыке обретения маленьких, но полезных выгод.

В данном случае на этом поприще подвизалась некая леди из района Малабар-Хилл, обладательница впечатляющего богатства и разве что лишь чуть менее впечатляющей внешности. Хотя леди и не отнесла бы себя к категории тетушек-нянек, она играла эту роль в жизни своих недостойных племянников – двух мерзких сыновей своего обедневшего брата. В прошлом она пережила трагическую историю – ее дважды в назначенные для венчания дни бросал один и тот же человек, отчего Лоуджи Дарувалла в частных беседах называл ее не иначе как «дважды мисс Хэвишем из Бомбея».

На самом деле ее звали Промила Рай, и до того, как она выполнила коварную роль, представив Лоуджи Даруваллу хищникам кинобизнеса, ее связь с семьей Дарувалла была символической. Однажды она обратилась к доктору за советом относительно необъяснимой безволосости младшего из двух ее племянников, странного мальчика по имени Рахул Рай. Поначалу доктор отказывался, ссылаясь на то, что он ортопед, однако потом все же осмотрел Рахула Рая, которому было тогда лет восемь, может десять. Ничего необъяснимого в отсутствии волосяного покрова на теле доктор не нашел – у парнишки были кустистые брови и шапка густых волос. Однако такое заключение мисс Промилу Рай не устроило.

– В конце концов, вы всего лишь доктор по суставам, – пренебрежительно сказала она Лоуджи, к его немалому раздражению.