– Нет. Она осталась в Дрездене… Кстати, может, вы согласитесь навестить ее? Она вас любит, да и моя мать о вас очень высокого мнения…

Будучи протестанткой, Аврора слабо представляла себе, как сможет убедить Кристину Эберхардину принять католицизм, поэтому решила закончить эту беседу:

– Могу ли я напомнить Его Величеству, что его ожидают и что уже довольно поздно?

– О, рядом с вами время летит незаметно! До скорой встречи, дорогая моя! Гакстгаузен вас проводит!

И он исчез, так внезапно, будто сквозь землю провалился… Даже не удосужившись обнять ее или поцеловать руку! Авроре вдруг стало очень тоскливо. Что ж, времена меняются… Пора бы ей свыкнуться с мыслью, что в недалеком будущем ей придется довольствоваться ролью друга, советника и, вероятно, шпионки. Она была готова на все ради короля – при условии, конечно, что он признает своего внебрачного сына и поможет ему встать на ноги…

Дойдя вместе с управляющим до кареты, Аврора как бы невзначай спросила:

– Как же так получилось, что я не заметила при дворе ни одной женщины? Где королева? Или… графиня Эстерле?

– Графиня уже два дня как во дворце: дожидалась Его Величества. Что же касается королевы, то, по всей видимости, она не желает приезжать сюда.

– Может, она и права! – процедила Аврора, и в голосе ее послышалось разочарование, смешанное с яростью.

Ей было невероятно трудно признать, что после коронации ее милый князь, отрада дум и сердца, превратился в совершенно заурядного человека… Он стал таким, как все! Более того, Авроре вдруг стало стыдно оттого, как он ею сегодня воспользовался. Она дала себе слово, что этого больше не повторится…

В последующие несколько дней Аврора, Амалия и Клаус, которым в незнакомом городе не оставалось ничего другого, как просто смотреть и слушать, узнали много нового. Вести были не из приятных: новым королем многие оказались недовольны. После спешной коронации Августа II стало заметно возрастающее напряжение между королем и его подданными. Члены Сейма осознали, что Фридрих Август получил корону в результате «необдуманного порыва» с их стороны, вызванного, скорее всего, саксонскими войсками, выставленными на границе Польши. Все больше голосов раздавалось против Августа II; люди не хотели, чтобы на польском троне сидел заморский вояка. Многие даже утверждали, что Сейм выбрал Августа II по ошибке, что было не совсем так, поскольку, по сути, князь Саксонский заставил поляков аннулировать выборы де Конти. Спесивый характер короля, полная безнравственность и абсолютное незнание местных законов, обычаев, языка, а также его военное окружение подвергались жесткой критике как со стороны дворянства, так и среди низших слоев населения. Повышение Флеминга до поста первого министра ни к чему не привело. Бывший канцлер только лишний раз убедился в том, как сильно от него зависит Фридрих Август. Новая должность позволила ему опутать своими связями почти все правительство, а практически безграничная власть стала главным ключом к воплощению его давнего плана – захвата северных стран. Для этого лучше всего подходила армия. Не слишком многочисленная, но зато хорошо обученная, прекрасно вооруженная и – не в пример полякам! – дисциплинированная. С такой армией можно было многое сделать. Но чтобы заручиться поддержкой армии в таких серьезных начинаниях, необходимо было ее к себе расположить. Фридрих Август и Флеминг решили действовать наверняка. Решив, что ничто так не поднимает самооценку, как добрая лесть, они позволили войскам вступить в Польшу так, как победитель является к побежденным: гордо и высокомерно. Разумеется, поляки это поняли, и очень скоро единичные мелкие волнения переросли в настоящий бунт.