Следующие трое суток я прятался у Ольги – сидел в квартире и носа не высовывал. Поскольку о наших отношениях никто не знал, я мог считать себя в относительной безопасности. Ольга приходила вечером домой и рассказывала новости.

Марат меня хотел – как и следовало ожидать. До того хотел, что от страсти аж зубами лязгал. В доме моем сидела засада – ждали, красавчики, что я все брошу и припрусь за каким-нибудь чертом, чтобы угодить в ловушку. В «Егоре» произвели обыск – все перевернули вверх дном, допросили всех сотрудников, обещали пристрелить, затем обещали деньги за информацию о моем местонахождении. Вовку сильно помяли – как лицо, непосредственно участвовавшее в неправом деянии. Увы, ничего хорошего из этого не вышло: господин Пошехонский, несмотря на мое глубокое уважение и трепетное участие в его судьбе, проинформирован о моем местопребывании не был – на всякий пожарный. Били-били, колотили, морду в жопу превратили, допрашивали с пристрастием, а потом дали неделю сроку. Если, дескать, за это время гнусный убийца не обнаружится – фирму пустят с молотка, а Вовку утопят в Ольховке.

– Замучаются! – успокоил я Ольгу. – Облезут, неровно обрастать начнут! С молотка… Пффф… Я эту публику знаю. Марат в трауре, потому так зол. По всем «понятиям» его братишка был не прав – спустя некоторое время он сам это признает. Но – не сейчас. Сейчас лучше не перечить. Ну а мне надо убираться из вашего гостеприимного города. Мне тут, кроме пули в лоб, ничего не светит – при любом раскладе…

В среду я прогулялся пару кварталов до первой рабочей телефонной будки и звякнул Пошехонскому на мобильный.

– Я слушаю, – голос хозяина «Егора» был безнадежно мрачным.

– Ухожу я от вас, – без предисловий сообщил я. – Злые вы все.

– Минутку, – оживился Вовка и через несколько секунд продолжил: – Ты где? Ты куда пропал?

– Вот я так прямо тебе все и сказал, – неодобрительно буркнул я. – О конспирации читал?

– Я проверял – мой мобильный не прослушивается, – авторитетно заявил Пошехонский. – Ты знаешь – у меня тут заточено все. Они подсели на две наши пары через щит, а неподалеку от офиса круглосуточно дежурит их машина. Сканирование через стекла исключено – я в туалет вышел.

– Умница, – похвалил я. – Там и живи. Но! В этом деле дополнительная предосторожность не помешает – сам понимаешь.

– Ты мне не доверяешь?! – удивился Пошехонский. – После всего, что мы вместе пережили?! Ну ты…

– Я покидаю вас, Вольдемар, – напомнил я. – Думаю, так будет лучше для всех. Не спеши горестно рыдать – как только Марат падет смертью храбрых при обострении производственных отношений, я к вам вернусь. Ты последний пункт контракта помнишь?

– Какого контракта? Ты чего в загадки играешь – я же сказал тебе, что у нас на линии чисто! – недовольно пробубнил Вовка.

Я озадаченно почесал переносицу и хмыкнул. Нехорошо получается! Последний пункт нашего трудового договора предусматривал – с моей подачи, естественно – комплекс мероприятий, которые владелец фирмы должен осуществить в отношении сотрудника (меня то бишь) в случае возникновения критической ситуации. Иными словами, физическая и правовая защита, экстренная эвакуация в регион, выбранный сотрудником, и выплата солидного денежного вознаграждения. А вот сейчас как раз случилась такая критическая ситуация. Эвакуация и защита мне без надобности – я сам кого хочешь обороню и депортирую в любую точку земного шара. Но вы что – и денежки зажали?!

– Вовчик, не дури, – ласково попросил я. – Это ты, а не я заварил всю кашу. Я тебя предупреждал – ты не послушался. Это я спас тебе жизнь. Если бы я чуть помедлил, тебя сейчас препарировали бы на кафедре судебной медицины. Знаешь, как у них там плохо? Холодные секционные столы, тупые резаки, патологически нетрезвые патологоанатомы. Представляешь?! Вольдемар – следи за руками. Это меня, а не тебя ищет вся ольховская братва. Эвакуация и защита мне не нужны. Ты мне дай немного денег – и я тихо исчезну из твоей жизни. Ну?