– А что, по еврейству все еще есть маза свалить? – и, не дожидаясь ответа, бодро двинулась к своему окну.

Все то время, пока общалась с любезной полной девушкой за стеклом, она чувствовала прожигавший спину не то изумленный, не то возмущенный взгляд матроны, продолжавшей уже негромко что-то вещать своей подопечной.

Через полчаса любезная девушка выдала Самоваровой на руки три документа: свидетельство о браке и свидетельства о рождении. Следующим пунктом в ее плане была поездка в военный архив под Москвой, где, подтвердив свое родство с Егором Константиновичем, Варвара Сергеевна рассчитывала получить доступ к его личному делу.

***

– Почему здесь постоянно дует? – обратилась Варвара Сергеевна к дежурному, хилому с виду пареньку.

На его тонкокожем веснушчатом лице лежала печать хронической усталости, делающей его чем-то похожим на блаженного старичка.

Самоварова ощущала пронизывающий холод, от которого не спасал даже потертый, с мужского плеча, тулуп.

Дежурный, бережно сняв с плеча винтовку, прислонил ее к выкрашенной коричневой краской, с многочисленными сколами, стене.

Держась на почтительном расстоянии от начальницы, осторожно ступая, чтобы поменьше наследить, он подошел к окну и подергал расхлябанную ручку форточки.

–  Заклеить-то можно, но вы сами сказали, чтобы проветривалось… Дымно, сказали, и сыростью пахнет.

Варвара Сергеевна бросила взгляд на хрустальную пепельницу, полную смятых папирос.

Вдали набирал силу характерный звук – приближался поезд, и, одновременно со свистом, сильнее запахло гарью.

–  Почему поезда здесь никогда не останавливаются?

– Так не положено, товарищ комиссар! – вернувшись на свое место при входе, взял под козырек парень и тут же стал выше ростом и строже лицом.

–  Да? Разве? – только для того, чтобы что-то ответить, задумчиво произнесла Варвара Сергеевна.

–  Вы же сами вчерась приказали телеграфировать по этому поводу в столицу! – бодро отрапортовал дежурный. – Спросить велели у тамошнего начальства, почему поезда не останавливаются.

Ложка предупреждающе дрогнула в граненом, в серебряной «юбке» с ручкой стакане – до гула в ушах оставались секунды.

Варвара Сергеевна, надеясь отогреть пальцы, схватилась за стакан обеими руками – но чай был холодный.

– Что еще происходит? – Ложка металась внутри своей стеклянной клетки, и Самоварова поняла, что это в том числе от вибрации, исходящей от ее напряженных рук.

–  Тихо все пока… С этим сегодня как? – тем определенным тоном, каким иногда позволяют себе говорить с начальством подчиненные, когда речь идет о каком-то особо важном, секретном или неприятном до крайней степени деле, спросил паренек.

– Так же, как и вчера… – уклончиво ответила Варвара Сергеевна, не представляя, о ком или о чем речь.

– После поезда заводить?

Ответить она не успела – невыносимый звук пролетающего мимо состава заставил ее поставить стакан на стол, зажмуриться и зажать уши руками.

Когда все стихло, она открыла глаза и взглянула на паренька.

Тот стоял у двери, прижавшись к стене. На его веснушчатом лице застыло мучительное выражение.

– Вы поесть-то хотите? – прежде чем взяться за ручку обшарпанной двери, услужливо спросил дежурный.

–  Нет.

–  Тогда завожу?

Самоварова кивнула.

Пытаясь придать осанке начальственный вид, она сцепила пальцы рук. Вначале уложила их на стол, но тут же одернула и тихо выругалась. Тяжелый рукав тулупа задел стакан, и вылившийся чай образовал на разложенной на столе карте мира большую коричневую лужу в районе Тихого океана.

Человек, которого ввел в кабинет дежурный, оказался седым стариком. Невысокий и кряжистый, одетый в светлые костюмные брюки и грязно-зеленую телогрейку, из-под которой выглядывал замусоленный ворот шерстяного красного свитера, он стоял впереди словно чего-то опасавшегося дежурного, не поднимая головы.