Странно, но его «спагетти по-Морозовски» кажутся сейчас очень даже вкусными.

Вопреки приказу, я убираю со стола, а когда прохожу мимо гостиной, вижу уже наряженную елку и Демьяна. Вернее, его затылок.

Брат сидит на диване спиной ко мне. В комнате почти нет света, но огоньков на елочной гирлянде хватает, чтобы мне стало ясно: Морозов намерен упиться в хлам. По крайней мере, за те три минуты, что я стою в дверях, голова брата запрокидывается в характерном движении уже пару раз.

— Демьян…, — заговариваю я.

— Лучше уйди, девочка, — предостерегает он, а я понимаю, что сейчас не стоит ему перечить.

И это его обращение «девочка» звучит странно для меня. Я уже привыкаю к тому, что он называет меня кошмаром.

Я не закрываю на замок дверь в спальню. Лежу в полной темноте и слушаю звуки тишины.

В какой-то момент засыпаю, но тут же сажусь в постели, потому что слышу, как бьется стекло, а после — до меня доносятся трехэтажные ругательства.

Меня сносит с постели, и я бегу на шум.

Свет не включаю, глаза уже привыкли к темноте.

На кухне вижу Демьяна. Он стоит перед холодильником, у его ног лежат осколки стекла.

— Чего тебе? — смотрит исподлобья на меня Морозов.

— Дема, — осторожно вздыхаю я и вижу, что парня шатает, — давай спать, а? Поздно же уже.

— Нормально, — фыркает он. — А спать я не хочу.

— Зато я хочу, — парирую я и приближаюсь к брату, вижу, как он тянется к новой бутылке, а я вовремя перехватываю ее и тяну на себя. — Тебе уже хватит. Правда, хватит.

— Не хватит! — возражает он, а я чувствую его руку на своем затылке. — И почему ты такая…

— Какая?

— Я же тебя просил свалить с глаз моих!

— Демьян, пойдем на диван.

— Там неудобно.

— Тогда в кровать, — предлагаю я прежде, чем успеваю подумать.

— Ты меня в свою кровать пустишь? — ворчит он, а я невольно вскидываю на Морозова взгляд.

Теряюсь в нем, потому что мне кажется, будто вижу в нем детскую, абсолютно иррациональную, на мой взгляд, надежду и радость. Нет, эти эмоции не настоящие, все дело в алкоголе.

— Пойдем. Я просто полежу рядом, — бормочет Демьян, а я не возражаю.

Вдвоем мы идем через весь дом. Странно, но по пути я чувствую, как ладонь сводного брата смещается с моего затылка на мои плечи. И когда мы входим в спальню, Морозов уже обнимает меня довольно крепко.

— Ты вкусно пахнешь, — слышу его бормотание, а следом и смех: — я потому и взял твой шампунь.

Я ощущаю, как его нос прижимается к моему виску. Как Демьян делает вдох. И я смущаюсь, чувствую себя странно, но мне не хочется спорить с ним сейчас.

Морозов первым падает на кровать. Рукой он успевает схватить меня за ладонь и потянуть на себя. Я валюсь следом. Давлю возмущенный вздох, когда Демьян крепко прижимает меня к себе так, что я фактически лежу на нем. Крепкие руки стискивают мою спину, а к чувствительному местечку на шее прижимается колючий подбородок.

— Дай мне себя обнять, Талия, — слышу его приглушенный шепот.

Замираю, стараюсь не шевелиться. Внутри меня сплетаются разные эмоции. И нежность, и трепет, и недоверие, и даже страх.

Морозов замолкает. Я слышу его размеренное дыхание. А руки, сковавшие меня стальным обручем, постепенно расслабляются.

Парень засыпает, а я приподнимаю голову.

Демьян глубоко и размеренно дышит. Я смотрю в его лицо, изучаю черты, рассматриваю словно впервые.

Я и прежде понимала, что мой сводный брат — привлекательный. Но сейчас, когда он спит, и его черты расслаблены, он мне кажется очень красивым.

Я тянусь рукой, веду пальцами по лбу, очерчиваю линию меж бровей, обрисовываю контур носа, уголок рта, подбородок.