- Давай, заводи! Эдик, вперёд. Будем толкать.

Выхожу под дождь. Сдавленно матерясь, выходит следом.

Раскачиваем тачку, пытаясь вытолкнуть, тонем в грязи по щиколотку. Но эта махина такая тяжёлая! И зад у неё неудобный.

Убиваемся с полчаса.

Срываем её с места. Яся проезжает два метра, и тачка снова тонет в ещё большей луже. Проминая настеленные ветки.

Засада!

- А я говорил!! - перекрикивает дождь Эдик.

- Давай ещё.

Обессиленно ложимся спинами на зад тачки.

- Я больше не могу, - качает головой Эдик. - Лучше бы в машине сидели. Сейчас мокрые околеем до утра.

В машине сидели... Там родоки поди уже кукухой поехали. Надо было попробовать!

- Вань? - открывает дверь Яся. - Что делать?

- Ладно. Утро вечера мудренее.

- Ну вот как сейчас внутрь? - осматривает себя Эдик.

Забираю из тачки свою сумку. Помогаю выйти Ярославне, переношу её через грязь.

- За мной!

Завожу их в выбитые ворота. Чуть дальше от забора небольшой домик. Дверь забита доской. Отрываю доску, выбиваю дверь. Кроссовки снимаю, выставляя на крыльцо под дождь. Открываю им демонстративно дверь пошире.

- Ну чего ждём? Добро пожаловать...

17. Глава 17 - Грядущий звездец

- Господи, холодно как! - обняв себя за плечи, трясется Яся.

- Телефон дай, - вытягиваю у неё из рук.

Открываю дверцы шкафа, который старше меня раз в пять. Они скрипят, и одна отваливается. Убираю к стене. Стопочкой лежит старое постельное и пара полотенец.

- Раздевайся, Ясь.

- Как?..

- Да без разницы - как! Темно, я всё равно не заценю.

Стоит, не двигается.

- Сняла всë быстро! - рявкаю на неё.

С температурой же ещё как пару дней назад валялась. Вздрогнув, начинает снимать вещи.

- Вообще всë снимай. И бельё. Полотенце, простыня... Чуть сыроваты, но всё-таки не мокрые.

Кладу на стол.

- Это же чужие вещи.

- Ну тогда, я пока за твоими домой метнусь, подождешь? - с сарказмом подкалываю её я.

Вздохнув, начинает стягивать мокрое бодрее.

- А ты чего встал? - кидаю в Эдика простыней.

Иду на выход.

- Вань! Ты куда?! - испуганно вскрикивает Яся.

- Сейчас вернусь.

Набираю дров посуше. Пока они переодеваются, выбираю на жертвоприношение книгу с полки. Жалко конечно жечь. Но Яську жальче. Развожу огонь. Дыма много, дрова сырые.

- Мы не угорим?

- Не угорим! - открываю на максимум заслонку и дверь, чтобы проветрить.

Эдик, завернувшись в лоскутное одеяло, падает на старый диван.

- Всё... - мямлит он. - Я в ауте.

Тоже хочется упасть. Руки-ноги отказывают от усталости. Но тогда мы точно замерзнем тут.

На Ясю натягиваю сверху свою толстовку из сумки, надеваю капюшон. Всё равно трясется. В доме и правда сырость и дубак. Все поверхности ледяные, словно не лето, а глубокая осень.

Отыскиваю в карманах сумки протеиновый батончик, горсть карамелек и маленькую бутылку воды. Батончик вручаю Ясе.

- Ешь.

Двигаю кресло к печке, кидаю подушку на него. Одеял больше нет, но есть большое покрывало. Усадив её с ногами, закутываю им.

Переодеваюсь сам.

- Вань... Иди сюда...

- М?

Обняв за шею, наклоняет, засовывая мне в рот половину батончика.

Сидит, стучит зубами.

Я феячу в поисках чайника, стаканов, обнюхиваю баночки с какими-то травами.

- О, чай... Соль... Мята... Шиповник...

Нахожу пару пакетов с крупами - всего лишь остатки на дне, горсть гречки, горсть риса...

Старая согнутая парафиновая свеча.

- Ну, живëм!

Снимаю с вешалки какую-то старую ветровку, ухожу поставить под дождь широкие железные чашки. Забираю свои отмытые дождём кроссовки.

И через полчаса у нас во всю качегарит печь, горит свеча, греется чайник и варится сборная каша из гречки напополам с рисом.

Закрываю плотнее дверь. Дыма уже нет. Развешиваю наши мокрые вещи. Яськины тоненькие трусики... Эх!