— Странно, — отметила я отстраненно, — не помню этого дня.

— А я помню. Ты выпросила у меня три леденца на палочке. Весь язык потом синий был.

— Кто нас снимал?

Вери нахмурился, словно вспоминая, да только вышло у него несколько фальшиво. Он пожал плечами и сунул рамку в коробку.

— Наверное, фотоаппарат стоял на таймере, — буркнул он.

Я хотела сказать, что на полу виднеется тень того, кто делал фото. Думаю, что и Вери мог заметить это.

Обязан был заметить, ведь в этом был он весь. Для себя я решила, что обязательно выну этот снимок, чтобы рассмотреть его внимательно, а потом стоит найти альбом, в который Софи вклеивала остальные фотографии, которым не нашлось места в рамках.

— О чем ты задумалась? — осторожно уточнил Вери.

— Гренки стынут, — ляпнула первое, что пришло в голову.

— О, — простонал брат и неуклюже поднялся на затекшие ноги. — Как же я соскучился по твоим гренкам. Они у тебя выходят божественными.

От такой похвалы я невольно зарделась. Рецепт был не сложен: пара яиц, немного молока, основательно размятая с солью свежая зелень, чуточку куркумы и истертый в порошок грецкий орех. Все это я тщательно взбивала вилкой, а потом погружала в миску ломти белого, желательно немного черствого хлеба. Слегка приминала их, чтобы, расправляясь, мякиш впитывал смесь полнее. Затем стоит обжарить ломтики в сливочном масле, чтобы затем выложить на бумажную салфетку.

Вери торопливо вымыл руки, уселся за стол и посмотрел на меня с детским восторгом. В этот момент я ощутила себя и впрямь богиней.

Поставила тарелку перед мужчиной и добавила соусницу со сливками.

— А сахар? — с надеждой попросил Вери.

— А у меня еще вот чего есть. — Я открыла баночку с яблочным вареньем, подписанным еще бабушкой Софией.

— Как сохранилось?

— Стояло в холодильнике на дверце. Давно уже ожидало.

Двое за столом потянули носами аромат жаркого летнего полудня с благоговейным выражением на лицах. Гренки казались золотистыми и почти прозрачными.

— А я чай заварила с барбарисом, — сообщила заговорщически.

— Давай его сюда, женщина, — проворчал он.

Выражение счастья на мужском лице казалось очень уместным. Я сидела напротив, таская с общей тарелки ломтики хлеба под подозрительным взглядом брата.

— Я не все съем, — сообщила ему, сдерживая смех. — Обязательно оставлю тебе немножко.

— Мне как раз кажется, что ты немного отощала.

— Глупости, — отмахнулась я небрежно.

Не признаваться же, что долгое время я и впрямь не могла толком есть. Таблетки оставляли во рту мерзкое послевкусие, желудок болел, кожа ныла и казалась маленькой опухшим от побоев мышцам.

Вери заметил, как я помрачнела, и насторожился. Его лицо приобрело особенное хищное выражение, от которого мне стало не по себе.

Пришлось тряхнуть головой и улыбнуться. Я умела делать хорошую мину при плохой игре. Брат неопределенно хмыкнул и подпер кулаком подбородок.

— Значит, слушай, — весомо заявил он. — Пока ты болеешь, я буду о тебе заботиться. И не спорь. — Он откусил кусочек лакомства. — Ты меня подкормишь за это. Договорились?

Пришлось кивнуть. Мне и вправду нужна была помощь. Это я понимала. Как и то, что не готова была сейчас отказаться от его общества.

— Больно было?

— Что? — всполошилась я.

— Укол болезненный был?

Я точно поняла, что спрашивал он о другом и получил нужный ответ. Хитрый, как змей.

— Ешь уже, — коротко бросила я и налила новую порцию чая в большую кружку со снежинкой на боку.

Все происходящее казалось мне сказочным и светлым. Неожиданно поймала себя на мысли, что мне все нравилось. Даже немного ноющая ягодица не портила впечатления.