— Не волнуйся, я здесь ненадолго. Потерпи пару месяцев и избавишься от такой обузы, как твоя дочь.

Я сверлила мать взглядом, заметив, как с каждым сказанным мной словом переменялось выражение её лица.

— Узнаю свою дочь. Такая же хамка. Ничего не меняется, — не отрывая пристального взора от моего лица, произнесла старшая Рид, сложив руки на груди.

— О, рада стараться, — вздёрнув носик, съязвила я.

Мне хотелось вывести её на эмоции, и, кажется, я начала преуспевать в этом. По всему было видно, что мне удалось пошатнуть мнимую невозмутимость матери: здоровый цвет лица сменился багровым оттенком, тонкие светло-коричневые брови нахмурены. Красным ноготком она нервно постукивала по обеденному столу. Наверное, я никогда не найду в этом доме душевного спокойствия, лишь постоянную борьбу с Джоан за собственное существование. Мать явно не ожидала, что я начну выдавать колкости в первые минуты нашего совместного проживания, но, совладав с эмоциями, она продолжила:

— Александрина, я понимаю, ты многое пережила и, несомненно, расстроена. Но это не значит, что нужно таким тоном разговаривать с собственной матерью. Я действительно рада, что ты вернулась домой, а не осталась жить неизвестно где в одиночестве, — это прозвучало так претенциозно и высокопарно, что я едва сдержалась, дабы не фыркнуть.

Джоан решила почитать мне нотации? Что-то последние четыре года её совершенно не волновало моё воспитание и изъяны в поведении. Да и, чего греха таить, предполагаю, что не тревожило вовсе.

Прекрасно. Раз она хочет, так уж и быть, потешу самолюбие Рид-старшей. Сделаю вид, что мне необычайно интересно её слушать.

Мать сделала паузу, отвела взгляд и задумчиво уставилась в окно. Словно она хотела мне что-то сказать, но сомневалась. Или же страшилась реакции? Что-то новенькое, чтобы мать боялась разговора со мной. Я сложила руки на груди, точь-в-точь как она, и склонила голову набок, всем своим видом демонстрируя: «продолжай». Женщина вновь перевела на меня взгляд и сдержанно произнесла:

— Я должна рассказать кое-что важное. Не знаю, как ты к этому отнесёшься, но попробуй меня понять. И да, присядь будь добра, Лекси.

Мать грациозно указала рукой на стул. Мне не нравился её тон, и не было совершенно никакой разницы, что именно она собиралась сказать. Уверена, это не принесёт ничего хорошего для меня. И всё же я решила дать старшей ей шанс. Ведь нам придётся жить вместе какое-то время. Учитывая, что она назвала меня привычным «Лекси», а не дурацким-полным-именем, как обычно, наверняка собиралась сообщить нечто важное.

— Ты уже взрослая девушка. В декабре тебе исполнится девятнадцать. Думаю, уже что-то смыслишь в этой жизни. Твой отец погиб.

Джоан упорно избегала слова «убили». А ведь гибель отца не являлась несчастным случаем или смертью от болезни. Его убили жестоко, цинично, безжалостно. Лишь гнусного убийцу пока не нашли из-за чего я никак не могла спокойно отпустить главного мужчину своей жизни. Подарить покой его душе, если, конечно, таковая вообще существовала.

Тем временем мать продолжила распинаться медоточивым тоном:

— Понимаю. Потерять его необычайно тяжело для тебя. Мне очень жаль.

Как же, жаль ей. Врала и не краснела. До чего лицемерная женщина! Ведь я прекрасно была осведомлена, что Джоан терпеть не могла папу.

— Ты боготворила своего отца, считала идеалом. Но поверь, Артур таковым не являлся.

— Серьёзно? Как у тебя язык поворачивается говорить подобное? Тем более, сейчас, когда прошла всего неделя с его похорон? — мой голос дрожал, впрочем, как и я сама.