— Дальше нет смысла тянуть, не так ли? — тяжело вздохнула я, забрав спутавшиеся локоны в высокий пучок и небрежно зафиксировав их резинкой. — Мне всё равно придётся вернуться к ней.

— Возможно, за эти годы твоя мать изменилась?

— Я не знаю, Тесса, — изо всех сил стараясь не злиться, ответила подруге. — Это ты живёшь с ней в одном городе, а я не виделась с Джоан все долгие четыре года. И не видела бы эту женщину ещё столько же, — подытожила я, усевшись на пол возле злосчастных чемоданов.

— Просто думай о хорошем. Ладно? — мягко улыбнулась Абрамсон. — Если будет невыносимо, ты всегда можешь перебраться в наш гостевой домик.

— На кой чёрт мне возвращаться в Монтану? Я совершеннолетняя и прекрасно могла бы жить одна, подальше от этой женщины. Нас с ней не связывает ничего, кроме общей ДНК.

— Не знаю, к чему всё это, но раз твой крёстный говорит, что таково условие для получения наследства, то потерпи пару месяцев, — успокаивающим тоном произнесла Тесса.

— Уверена, Джоан согласилась приютить меня только потому, что Билл пообещал ей денег.

— Быть может, вы найдёте общий язык? Всё-таки она твоя мать. Либо, как только решится вопрос с бумагами, купишь себе квартиру.

Подруга присела рядом со мной и принялась помогать собирать вещи. Да, она, безусловно, права. Стоило потерпеть Джоан всего каких-то несколько месяцев, пока доверенный отца не докажет моё наследственное право. Всего несколько месяцев, и мать не сможет приказывать мне, что делать.

Прошло уже четыре года. Я выросла и больше не позволю ей обращаться со мной так, как раньше.

Я сильная. Так говорил отец. И не позволю сломать себя.

— Я просто хочу, чтобы это поскорее закончилось, — вздохнула, долго не находясь с ответом. — Она во всём виновата. Джоан разрушила нашу семью. И я никогда не смогу простить её за это.

Может быть, это неправильно — винить во всём мать. Вот только по-другому я не могла. И на то у меня было множество причин. Наше прошлое, совместное с матерью, не вызывало во мне ни одного приятного воспоминания. Не будь у меня отца, я не прожила бы и дня того самого «счастливого детства», о котором люди так любили вспоминать в старости, сидя на уютном крыльце в кресле-качалке, попивая ароматный чай и кутаясь в мягкий плед.

Я зажмурилась до белых кругов перед глазами, сжала руки в кулаки и почувствовала, как ногти больно впились в ладони. В какой-то момент захотелось закричать от нестерпимо мучительной боли. Не от физической, нет. Моя душа разрывалась на тысячи осколков от обречённости и нескончаемой тоски, которые так сильно заставляли страдать. И только одна мысль помогала собраться, взять себя в руки, хоть и на время: когда-нибудь обязательно станет легче.

Пока я занималась самобичеванием и размышляла о том, как выдержать с женщиной, что звалась моей матерью, несколько месяцев совместного проживания, даже не заметила, как мы с Тессой добрались до аэропорта Сиэтл-Такома.

Погрузившись в свои мрачные мысли, бездумно, на автомате прошла регистрацию и посадку. Только оказавшись в салоне самолёта, через силу улыбнулась подруге и откинулась на спинку сиденья. Глаза начали закрываться, и я окунулась в царство Морфея.

***

— Уважаемые пассажиры, наш самолёт совершил посадку в международном аэропорту Миссулы. Температура за бортом плюс семьдесят два с половиной градуса,[2] время восемнадцать часов. Командир корабля и экипаж прощаются с вами. Надеемся ещё раз увидеть вас на борту нашего самолёта. Благодарим вас за выбор нашей авиакомпании. Сейчас будет подан трап. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах до полной остановки, — раздался звонкий голос бортпроводницы, который вывел меня из беспокойного сна.