Мы на дегустации для свадьбы. Нам принесли семь кусков тортов с разными начинками: кокосовый «Рафаэлло», ванильный с творожным кремом, красный бархат, йогуртовое суфле, трюфельный, сникерс, морковный и маскарпоневый с фруктами. «Нам» — это мне, маме и Данилу.

Он снова увязался со мной и родительницей по свадебным делам. Как будто ему эта свадьба интересна. Как будто у него нет своих личных дел.

— Мам, кокосовый слишком приторный, не всем гостям может понравиться, — отвечаю.

— Да брось, все любят конфеты «Рафаэлло».

— Но не после того, как обожрались основными блюдами и напились водки, — замечает Данил. — Торт же в самом конце будет. Мне кажется, надо что-то нейтральное и легкое.

Да вы только посмотрите на этого эксперта по застольям!

— А какой тогда? — сникает мама.

— Мне понравился маскарпоневый с фруктами, — говорю.

— Или маскарпоневый, как предлагает Маша, или творожный, — советует Данил.

— Мне ни тот, ни другой не понравились, — воротит нос мать.

Я закатываю глаза.

— Мам, ты все равно не будешь есть ничего, кроме листьев салата, ты же на диете. Торт должен понравиться гостям, а не тебе.

— Это моя свадьба! — взвизгивает. — На ней все будет так, как захочу я! Мне хватило свадьбы с твоим отцом, на которой командовала его мать.

Упоминание о покойной бабушке коробит меня, особенно в присутствии Данила. Я опускаю глаза на кусок торта в своей тарелке, чувствуя на себе внимательный взгляд Громова.

У мамы и бабушки по отцу всегда были плохие отношения. Да, бабушка была очень властной женщиной, но и маму она часто критиковала за дело. Например, что родительница не хочет готовить для мужа и дочки, а ограничивается заказами готовой еды. Мама в свою очередь придумала для свекрови прозвище «свекрыса» и только так ее и называла.

— Анжела Борисовна, вы, наверное, не знаете, что у моего папы аллергия на орехи, — говорит Данил. — Возможно, после шашлыков и коньяка ему будет не до торта, но если он все-таки захочет десерт, то будет крайне огорчён кокосовым кремом.

— Да? У Сережи аллергия на орехи?

— Да.

— Ммм, — мама тут же сникла. — Ну ладно тогда.

А вот сейчас я отчетливо помню, как однажды в детстве мы с Данилом ели ореховое мороженое у него дома, и Сергей Юрьевич ел его вместе с нами. Я внимательно смотрю на Громова. Парень перехватывает мой взгляд и подмигивает.

— Ну тогда какой? — подводит итог мама. — Творожный? Маскарпоневый?

— Маскарпоневый с фруктами, — опережает меня Данил.

— Хорошо, — соглашается и встает с места, чтобы договориться о деталях с владельцем кондитерской.

— Насколько я помню, ты не любишь маскарпоне, — говорю Данилу.

На его лице изображается удивление.

— Надо же, ты хоть что-то обо мне помнишь.

Не хоть что-то, а много. И даже не много, а все. Я помню о Даниле все. Что чай пьёт без сахара, что у него аллергия на цитрусы, что не любит сыр. Любой, включая маскарпоне.

— Можешь считать, что мои вкусы изменились, — поясняет, не дожидаясь от меня ответа.

— Ты даже не притронулся к маскарпоневому торту, — указываю головой на кусок в его тарелке.

Данил шумно выпускает воздух, как человек, которого поймали на лжи и которому больше не отвертеться.

— Тебе понравился маскарпоневый торт? Так радуйся, что на свадьбе будет он.

— Пфф, мне вообще по фиг на эту свадьбу.

— Представь себе, мне тоже. И последнее, о чем я думаю в своей жизни, — это какой там будет торт.

— Зачем тогда поехал с нами на дегустацию? — огрызаюсь.

— Чтобы тебя побесить. Это достаточная причина?

Я не успеваю ответить Данилу, потому что возвращается мама. Мы едем домой на машине Громова. Я снова сижу на заднем сиденье и снова чувствую на себе его взгляд в зеркале.