— Что ты здесь делаешь?!
Кретин оборачивается.
Возмущению нет предела. Я застала его рядом со шкафчиком с моим нижним бельем! Всматриваюсь в эту наглую рожу, моментально узнаю в нём дружка Адама. Это Марк. Сынок депутата.
— Крошка, я дверью ошибся. Забыл, где тут тубзик, — издает напыщенный, отвратительный смешок.
Кажется, он навеселе, ещё и подвыпивший.
— Убирайся…
Он делает резкий шаг вперёд и... зажимает меня в углу.
— Знаешь, а ты ничё. Друзья ржут с тебя, носы воротят, но мне кажется, что они неправы. Я могу им как следует объяснить, хошь?
— Отойди! Не смей меня трогать! — в грудь его толкаю, но она как монолит. — Ты пьян и от тебя коноплёй несет!
Мерзавец рассмеялся.
Отвратительные ручищи начали плавно опускаться вниз, держа курс к моим ягодицам.
— Не, это просто сигареты. Я тебе свою крышу предлагаю, детка, что скажешь? А ты милашка, и с чувством юмора порядок.
— Что?
— Ну типа защиту! Опекать буду тя, никто даже пальцем не посмеет тронуть. Станешь местной звездой, ёп!
Он хватает меня за скулы, очень сильно, чуть ли не до синяков, грубо дергает на себя, собираясь засунуть в мой рот свой слюнявый язык. Я действую экстренно и на эмоциях! Со всей силы, не жалея урода, бью коленкой в пах.
— Твою маааать… Мои киви…
— Убирайся! — дрожу, как в лихорадке, а затем слышу шаги.
Мороз бежит по коже, когда в комнату кто-то сильный и мощный врывается.
— Ты какого хера здесь шаришься? Туалет в конце коридора! Вон!
Голос Адама проходит сквозь меня шаровой молнией. Я даже кожей чувствую его злость и негодование. И это меня удивляет.
— Ну ты, шмара! Ты ещё пожалеешь, Ника… — одними губами шепчет Марк, проклиная тёмными глазами, и уходит.
Я быстро хлопаю дверью, запирая её на замок.
Меня трясет…
Наверно до вечера ещё будет трясти.
Как же сильно я испугалась!
Ведь дома никого нет.
Так бы меня… вдвоём!
И никто бы не услышал.
11. Глава 10.
— Смотри куда прешь, мартышка!
Я спотыкаюсь о чей-то фирменный кроссовок и почти падаю, но успеваю удержать равновесие.
Кругом смех, шушуканье, снисходительные, подавляющие взгляды.
Что происходит?
Почему недоноски на меня вдруг набросились?
Несколько недель было тихо…
На меня будто перестали обращать внимания, будто интерес потеряли. Я наслаждалась этими моментами, даже начала себя комфортней чувствовать.
Стоило только подумать об этом и порадоваться, как вдруг началось в породном зоопарке утро!
Из-за дурацкой подножки я не сразу понимаю, что происходит. Почему они все до сих пор ржут?
Кто-то хватает меня за руку, тянет к доске.
— Скажи, чиз!
На меня направляются десятки телефонов, звучат щелчки камер.
Уроды!
— Трусы просто класс!
— Эй, дашь поносить, Ника?
— Вот это кринж, ой не могу!
Они почти все хором надрывают животы от смеха, я не понимаю, что происходит, какие трусы? Пока вдруг не оборачиваюсь…
ОТКУДА?!
Мне так стыдно становится, что меня бросает в жар.
Я вижу свои любимые трусики!
И они здесь.
Выставлены на всеобщее обозрение!
Висят прямо вверху, над доской.
Мерзавцы…
Подбегаю к доске. Беспомощно прыгаю, пытаясь достать — не выходит. Высоко повесили. Твари…
Мои любимые трусики с обезьянками!
Сволочи. Уроды!
Теперь понятно, почему они вдруг начали называть меня мартышкой.
Адам, подонок!
Только он мог сделать такую гадость!
Только у него есть доступ к моей комнате!
Рылся в моём ящике с бельём!
Убью!!!
Он сидит на самой последней трибуне, заткнув уши наушниками и наплевательски втыкает в телефон.
Ты за это ответишь…
Я успеваю стянуть с доски свои трусики, встав на стул, как раз в тот момент, когда в аудиторию входит преподаватель. Но за пару секунд до этого, стул пошатнулся, так, что я едва не свалилась. А жестокая публика только этого и ждала. Надо мной продолжали смеяться и продолжали снимать мои муки на камеру.