― Кто девушка? Эта? Тебя обманули. Тебе подсунули Сатану в женском обличье. Думаешь, я ― геморрой на задницу? Это ты с ней не тусил. Я из-за нее дважды едва не огреб. За одну ночь!

― Вот не звезди, ― фыркает девчонка, безмятежно покусывая заусенец. Как ее там зовут? Вроде имя называлось, но я не запоминал. ― Один раз очень даже хорошо огреб.

― Провоцировать тех мудаков не надо было.

― Чем это я их провоцировала?

― Голой задницей.

― Ты меня путаешь с проститутками из квартала Красных Фонарей.

― Не. Это те пацаны тебя с ними перепутали. Что, кстати, несложно. И, наверное, не стоило их переубеждать. Морда целее была бы.

― Ути, божечки, ― кривляясь, складывает губы уточкой она. ― Да кто-то до сих пор дуется, что ему обломался секс.

― Так. Думаю, с нас достаточно подробностей, ― тактично покашливая, снова напоминает о себе отец.

Надо заметить, неловко сейчас только ему. Его «невеста» между тем активно общается с дочерью с помощью жестикуляции. Сложноопределимо крутит пальцем, будто что-то спрашивает, получает кивок в ответ и понимающе изображает мимикой что-то в духе: «О-о-о, теперь все ясно».

Чего им там ясно? Что за бабские шифры?

― А вслух можно? ― не выдерживаю. ― Тоже хочу поучаствовать в беседе.

― Прости, но это только для девочек, ― спархивая с дивана, на котором до того сидела в позе лотоса, будущая мачеха одаривает меня улыбкой. Которая, вероятно, должна была выглядеть очаровательной, однако вызывает исключительно отторжение. ― Кариночка, пошли. Поболтаем... о женском. Переоденешься заодно. Ой, я же еще подарок свой тебе не вручила... ― уводя дочь под локоть, щебечут та пташкой, а я с лютым недоумением провожаю обеих взглядом, пока они не скрываются за поворотом к лестнице.

― Серьезно? ― меня всего только что не передергивает. ― Ты предпочел матери вот этого недоподростка?

Моя мать ― утонченная леди, которая даже в глубоком маразме не позволит себе дранные джинсы, обляпанную краской безразмерную футболку и непонятное гнездо на голове с втыканными туда кисточками. А это чучело...

Да там со спины вообще не поймешь: кто мать, а кто дочь!

― Подбирай выражения. Марина замечательная женщина. Честная, искренняя и делающая меня счастливым. Ты можешь не одобрять мой выбор, но оскорблять его не смей. Хочешь того или нет, в скором времени они станут частью нашей семьи, поэтому настоятельно прошу оставить в прошлом все, что у вас там было с Кариной и не усугублять внутренние отношения.

Ага. Разбежался.

― Твоей.

― Что?

― Твоей семьи. Не моей. Меня не впутывай. И да, мне абсолютно плевать, кого ты трахаешь. Все, что для меня имеет значение ― брошенная тобой мать, которой теперь приходится в одиночку отбиваться от грязных сплетен.

― Надо же. Впервые тебя заботит что-то, кроме себя. Жаль не по существу.

― И что это должно значить?

― То, что за своим эгоизмом ты никогда не видел дальше собственного носа. И очень удивишься, когда, наконец, до тебя снизойдет озарение, ― демонстративно пройдя мимо, отец оставляет меня одного в гостиной.

И вот такая хрень между нами была всегда. Сесть и поговорить нормально хоть раз? Еще чего, не дождешься. Только вечное недовольство, упреки и тупые вбросы из разряда: додумай сам.

Раздосадованный, поднимаюсь наверх в одну из отведенных мне гостевых спален, испытывая непреодолимое желание свалить отсюда к чертям собачьим. Очевидно же, что мне здесь места нет, как бы мачеха не верещала про: «наш дом ― это твой дом» и «тебе здесь всегда рады».

Наш дом.

Шустрая, однако. Времени зря не теряет, быстро взяла отца в оборот. Еще и ко мне пытается подмазаться, играя во всепонимание и добродушие. Лицемерие просто зашкаливающее.